И липкая беда, притащившаяся в дом с этих похорон, никогда уже не ушла. Отец и раньше нередко являлся навеселе, а сейчас и вовсе «з глузду зьихав», как сказала соседка, тётя Поля. Участились материны истерики, начались домашние драки, вопли, суета.
И вдруг… Пришла Ирка как-то с репетиции, а они сидят в полном согласии – отец и мать, два голубка, – нестройно воют про то, что «нэсэ Галя воду», и про Иванко, что увивается, значит, за этой самой Галей, несущей воду… На столе – почти допитая бутылка «Московской», нехитрые объедки. В общем, мать начала пить вместе с отцом. Теперь отец по друзьям не ходил, и родители оба почти ежевечерне синхронно набирались под самое горлышко.
Отец лет двадцать был сменным мастером на пивзаводе, мать служила там же, в бухгалтерии. На этом же заводе они когда-то и познакомились. Нынче, после многочисленных прогулов и появлений на работе в непотребном виде, Чуприниных долго жалели (бедные-несчастные, сыночек у них погиб, вот горе-то), пять раз разбирали на собраниях и оперативках, но, в конце концов, уволили. Оба устроились в кооператив, к какому-то знакомому, делать колбасу, реализовывать её на рынке и в продуктовых киосках по городу. Сначала хозяин платил хорошо, водка и закуска на столе не переводились (только ту чудную колбаску, что производил кооператив, сами не ели). Но вскоре за их кооператив взялись проверяющие органы, нашли кучу нарушений, и застолье стало намного скромнее: водку брали «палёную», колбасой уже не брезговали – тащили с работы кооперативную – и варили макароны самого дешёвого сорта.
Ирка приходила домой только спать. Виля, зная, что творится у неё дома, доверил ей ключи от репетиционной, и она, сидя в наушниках, целыми днями барабанила там под фонограмму. Выбежит на полчаса в булочную или в буфет Дворца культуры (если открыт), заскочит в туалет пару раз – и опять за палочки.
По Вилиному же совету, Ирка поступила учиться в железнодорожное училище. Будущая профессия железнодорожника её, понятное дело, не интересовала, однако у Вили были причины, по которым он настоятельно советовал ей идти именно в это училище. Во-первых, оно было подшефным Дворцу культуры, в котором играли «Локомотивы». Во-вторых, заместителем директора по воспитательной работе этого замечательного учебного заведения был лучший друг Вилиного детства. Пользуясь такими связями, Виля постоянно освобождал Ирку от занятий – то для участия в концертных поездках группы, то для подготовки к конкурсам. Так что на занятиях Чупринину видели не часто, однако ставили «тройки» и платили стипендию, на которую Ирка умудрялась жить: покупала еду, палочки, иногда одёжку (в детском отделе ЦУМа) и мечтала собрать деньги на «фирменный пластик» – хотя бы для рабочего барабана.
«Локомотивы» стали тогда уже довольно известными: заработали множество призов, выступили по столичному телевидению и собирались на фестиваль в Польшу. Виля начал подумывать об изменении статуса команды с самодеятельного на профессиональный, но найти подходящую филармонию или концертную организацию ему пока не удавалось. Зато они всё чаще и чаще играли на свадьбах и «хозрасчётных», как стали говорить, концертах (между собой музыканты называли такие выступления «халтурами»).
На свадьбы Ирку не брали – опять же потому, что слишком молода. Кроме того, учитывая её домашние проблемы, Виля считал, что ей вообще незачем лишний раз находиться в разгульной обстановке подобных мероприятий, и приглашал какого-нибудь взрослого ударника со стороны. Однажды, когда все знакомые барабанщики оказались занятыми и положение создалось безвыходное, ему опять пришлось найти Арсения. Тот не подвёл, и его снова стали брать – но исключительно на «халтуры». Никакой Арсений не смог бы теперь отстучать Иркины концертные партии так, как это делала она, особенно её невообразимо сложный, исступлённый, шестиминутный сольный номер – гвоздь программы «Локомотивов». Виля знал, что в городе нет ни одного барабанщика лучше Ирки. Да что там – в городе! Она показывала настоящий мировой класс, но Виля хвалил её весьма осторожно: боялся, что уйдёт. Впрочем, пока его опасения были напрасны: куда она могла от них деться – такая маленькая?
Ирке едва исполнилось шестнадцать, когда Виле всё-таки пришлось взять её на свадьбу. Арсений попал на пятнадцать суток за хулиганство в пьяном виде, и рассчитывать на него в этот раз было уже невозможно. А свадьба намечалась денежная, но трудная – у цыган.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу