Семён Каминский - Ангелы по пять (сборник)

Как-то само собой вышло, что она стала ездить с ними на концерты: помогала собирать барабаны, расставлять по сцене стойки, сматывать микрофонные шнуры, развешивать костюмы. И звать её в команде начали по-свойски – Чупой. А Герка стал задерживаться после репетиций, чтобы показать ей, как правильно держать палочки, сидеть за барабанами, извлекать звук. У неё получалось – всё лучше и лучше.

Но родители ужасно скандалили, потому что Ирка поздно возвращалась домой. Они не понимали, да и не хотели понимать, чем она занимается: шляется, конечно, с мальчишками – что же ещё? «Проститутка! – визжала мать, принюхиваясь к Ирке, и, не учуяв, к своему удивлению, запаха спиртного, продолжала: – Таблетки жрёшь?» Ирка пыталась что-то объяснить, но её не слушали, и она вообще перестала что-либо объяснять.

В начале весны в группе узнали, что Герке скоро уходить в армию. Однако ни у кого не возникла мысль, что Ирка сможет его заменить, – уж слишком маленькой она для них была, – и, чтобы найти нового ударника, Вилен Давидович дал объявление в газету.

Он прослушал около десятка желающих, но хорошей замены Герке так и не нашёл. Впрочем, нет, нашёл – некоего Арсения, уже потёртого, игравшего в каких-то столичных коллективах, а потом в местном ресторане «Рассвет». Но и оттуда Арсений ушёл, как он сказал, «по сугубо творческим причинам»: мол, в кабаке играют одну попсу галимую, а ему охота пусть в самодеятельности, но поиграть настоящий рок-н-ролл.

На репетиции Арсений стучал превосходно, но большой уверенности в нём не было: Виля сразу предположил, что мужик «склонен к употреблению». Так оно и вышло: Арсений подвёл их буквально на первом же выступлении. Просто не явился к автобусу, когда они отправлялись на концерт, оплаченный пригородным совхозом (Герка к тому времени уже вовсю барабанил в вокально-инструментальном ансамбле черниговской танковой дивизии). Виля задерживал отъезд, безумно нервничал, ждал, бегал звонить к соседям Арсения (телефона у того не было), возвращался к забитому аппаратурой автобусу и всё выглядывал, не идёт ли злосчастный «столичный» барабанщик… Но напрасно. Ждать больше не могли. Отчаявшись, Виля собрался опять идти звонить: на этот раз – в совхоз, отменять концерт (скандал! – руководство ДК им этого не простит – и прощай нормальная репетиционная база). Он уже открыл рот, чтобы дать команду разгружаться, но тут Ирка, забившаяся в самый хвост автобуса, поближе к зачехлённой «Амати», сказала: «Вообще-то, могу постучать я…»

…Своего концертного костюма у Ирки, конечно, не было, и Виля второпях напялил на неё огромную Геркину рубашку, которая обнаружилась в чемодане с костюмами. Расшитая крупными голубыми звёздами рубашка доходила ей до колен, снизу виднелись потрёпанные лиловые джинсы. Но на сцене картинка неожиданно вышла прикольная: маленькая сосредоточенная девичья мордашка над алыми округлостями барабанов, взлетающие тонкие руки, мелькающие палочки, развевающиеся рукава широченного балахона… вроде всё и было так задумано. От ударной установки на зрителя катился мощный звуковой поток. Ирка нигде не сбилась – может быть, один раз, в самом начале. Вот только темп половины песен с перепуга загнала так, что музыканты еле за ней поспевали, и концерт получился коротковатым. Однако публика никаких огрехов не заметила и приняла выступление на ура. А после того как Миха, перечисляя музыкантов в финале концерта, представил Ирку (фамилии её он не знал и брякнул: «На барабанах – Ирина Чупа!»), зал разразился громом таких аплодисментов, каких ребята на своих выступлениях ещё не слыхали. Жаль только, что Ирка из-за несуразного наряда постеснялась выйти вперёд – на поклон вместе с парнями. Так и осталась сидеть за установкой, пока не закрыли занавес. Тут к ней бросилась вся команда: «Ну, Чупа! Ну, молодца-а!»

Другого барабанщика уже не искали, а с помятым Арсением, явившимся на следующий день, Виля и разговаривать не стал – «по сугубо творческим причинам».

Осенью Иркиного старшего брата тоже забрали в армию. Спустя пару месяцев началась война, и брата отправили в афганское пекло. И уже через полгода – ужас похорон, грубо развороченная глина, гадкие удары падающей земли о крышку цинкового гроба. С братом, здоровенным, не обременённым тонкой натурой «качком», Ирка, так же как и с родителями, никогда не ладила, но эти удары – звуки отчаяния и бессмысленной, кричащей криком пустоты – запомнились ей точно и ярко. Ночью они нагло вмешивались в её сны, а иногда вдруг чудились и днём, сбивая ненужными синкопами с привычного, слышного только ей одной строгого внутреннего ритма.