Фёдор Грот - Ромовая баба

С каждым его словом Ольденбургский все больше мрачнел. Видимо, он понял, что Лукьянов решил его отвлечь. Неожиданно громко и резко он произнес:

— Вы же сейчас готовите очередную экспедицию, не так ли?

Лукьянов осекся. Помолчав, он ответил:

— Мы готовим поездку в киргизские степи с целью изучения эпидемиологической обстановки и эндемических очагов чумы.

— Как много человек планируете послать?

— Двоих, не считая вспомогательный персонал.

— Предполагается ли проведение каких-либо опытов?

— Опытов? — переспросил Лукьянов, немного растерявшись. — Выезд планируется главным образом для определения местоположений будущих противочумных лабораторий. Как вы знаете, Уральская степь признана особенно угрожающей в отношении чумной инфекции. Мы собираемся…

Но Ольденбургский его уже не слушал.

— Вот и доктор Шоске, — повернулся он к гостю, — проводит опыты, весьма интересные. Расскажите нам о них, Герман Иванович.

Это наскоро прилепленное немцу русское имя-отчество возмутило Лукьянова. Ощущение только усилилось, когда немец на ломаном русском языке стал рассказывать о своей работе. Продолжал он долго, а когда закончил, Лукьянов понял, что так и остается в неведении относительно предмета исследований Шоске. Тот щедро сыпал терминами из добактериологической эпохи — вроде «contagium vivum» и «заражение воздуха», — довольно неуклюжими намеками дал понять, что знает многих известных светил европейской науки, включая самого Гирша, а эти признанные авторитеты в свою очередь знают его по скромным исследованиям, — но каким именно, он так и не сказал. Лишь раз в его речи мелькнула некая загадочная «трансмутация». По-видимому, это и было целью его опытов, о которых Шоске так же вскользь упомянул.

Пока он говорил, Лукьянов разглядывал его. Несомненно, это был человек не случайный — образованный и разбирающийся в последних достижениях европейской научной мысли. Но не ученый и уж точно не ведущий специалист в исследованиях чумы, это Лукьянов ясно видел. В лучшем случае подкованный дилетант или околонаучный авантюрист — таких нынче много развелось даже в России. Прищурившись, Лукьянов изучал неожиданного гостя, и с каждым мгновением говоривший становился для него все яснее и прозрачнее, безжалостно выдаваемый собственными словами. Но что могло так воспламенить принца? Неужто эта глупая трансмутация?

И, когда Шоске остановился, Лукьянов поблагодарил его и обратился к Ольденбургскому:

— Александр Петрович, вам как никому другому известны цели деятельности института, ведь вы принимали самое деятельное участие в разработке его устава. Насколько работа господина Шоске согласуется с нашей научной деятельностью? Я понимаю, он занимается. трансмутацией?

Шоске попытался ответить вместо принца, но тот ему не дал. Так же громко и отрывисто, словно был глуховат, принц задал вопрос:

— Слышали ли вы о моровых девах, Сергей Михайлович?

Вопрос был неожиданный. Разумеется, Лукьянов знал о ходящих в народе слухах, знал о волнениях, порожденных этими слухами. Но зачем о бредовом суеверии спрашивает принц Ольденбургский, известный своей любовью к науке? И Лукьянов, помедлив, осторожно ответил:

— Слышал, конечно, слышал, Александр Петрович. Иногда о них даже газеты пишут — впрочем, они пишут обо всем.

— И обо всем неправильно, — оборвал принц. — Русские газеты даже самый правдивый факт исказят до неузнаваемости. Так что о газетах ни слова. Откуда вам известно о моровых девах?

Лукьянов попытался вспомнить, но на ум шли только недавние рассказы Данилы Заболотного, прибывшего из очередной чумной экспедиции и со смехом рассказывавшего о местных поверьях. Однако Ольденбургский во всем любил точность и всегда требовал называть источники, поэтому Лукьянову не осталось ничего другого, кроме как правдиво ответить:

— По чести сказать, последний раз я слышал о них от известного вам Данилы Кирилловича Заболотного.

— И что же? — живо поинтересовался принц.

— Суеверие, Александр Петрович, дикое и невозможное в наш век суеверие. Собственно, взгляды Данилы Кирилловича разделяют все наши сотрудники, — прибавил он.

Принц победно улыбнулся. Расправив плечи, он прошелся по кабинету. Потом заговорил:

— Иного я и не ожидал услышать от человека науки. Признаться, еще месяц назад я и сам бы засмеялся в лицо любому, кто принялся бы с серьезной миной рассказывать мне о моровых девах. Однако наука требует, чтобы мы опирались на факты. Что ж, извольте. С момента учреждения комиссии к нам стали в огромном количестве поступать донесения с мест — равно от простых граждан и от наделенных полномочиями лиц — о наблюдаемых ими странных женщинах, обладающих, я бы сказал, необычными способностями. А именно, эти женщины — кстати, по описаниям довольно. да, довольно пугающего вида — содействовали, по утверждениям очевидцев, распространению эпидемии.