Сара Уинман - Самый одинокий человек

Остановившись на светофоре, она сказала:

– Эллис, ты не торопись.

– Мама хотела, чтобы я стал художником.

– Для этого не обязательно рисовать на холсте. Я знала одного кузовщика, жестянщика, так он работал с машинами – словно скульптор по мрамору. Примирись с этим, мальчик. Примирись.

Они остановились у лавки. Слабый свет с кухни проникал через занавеску.

– Пока я здесь, у тебя всегда будет дом, – сказала Мейбл. – Ты ведь это знаешь, правда? Вот твой ключ. Я оставлю его на крючке в кухне. Возьмешь, когда будешь готов.

– Спасибо, Мейбл.

Часы на кухне показывали семнадцать минут третьего. Мейбл достала из холодильника формочку со льдом и завернула кубики в тряпку.

– Приложи это к рукам, – сказала она.

Эллис взял компресс и пошел за Мейбл наверх.

Он пожелал ей спокойной ночи у двери ее спальни и полез дальше, на верхний этаж. Он открыл дверь спальни – там было темно и пахло Майклом. Эллис видел темный силуэт, сидящий на кровати. Он подошел и лег рядом.

– Он хочет, чтобы я бросил школу. Я должен идти на фабрику. Совсем как он. Совсем как раньше…

– Тсс, – сказал Майкл, взял лед и приложил к его рукам. – Он передумает. Мы его заставим. Мейбл заставит.

– Ты думаешь? – спросил Эллис.

– Уверен, – ответил Майкл.

И когда все в доме затихло, они легли вместе. Они поцеловались, сняли майки. Эллису не верилось, что человеку может быть так хорошо, когда час назад он был в отчаянии.

Ему понадобилось три месяца, чтобы вернуться к отцу. А когда он вернулся, там все переменилось. В дом въехала та крашеная блондинка, она пахла уже знакомыми крепкими духами, и у нее было имя – оказалось, что ее зовут Кэрол. Она сидела в мамином кресле, а картина со стены исчезла. «Добро пожаловать домой, сынок», – сказал отец.

Навязчивое тиканье часов вернуло Эллиса в явь. Он уставился на пустую стену. Разрозненные кусочки головоломки – вот все, что осталось от прошлого. Он оставил записку на столе – выразил надежду, что папа и Кэрол хорошо отдохнули. Внизу приписал: «P. S. Никто, случайно, не знает, куда делась мамина картина?»

Он закрыл парадную дверь, и лицо обдал мелкий дождь. Фонари словно парили в мокром мраке. Эллис мимоходом задался вопросом, когда переводят часы. Он знал, что у него станет светлей на душе, когда посветлеет небо.

Эллис вышел из клиники, где ему сменили гипс и дали освобождение от работы еще на шесть недель. От подаренной свободы он воспрял духом и обрел цель, давно от него ускользавшую. Он решил не возвращаться сразу домой, но пройтись в Хедингтон за покупками, которые давно пора было сделать. Он купил мясо, рыбу, овощи, сказав себе, что постарается приготовить их с фантазией, бутылку вина (с закручивающейся жестяной пробкой) и упаковку хлеба (уже нарезанного). В последний момент он схватил букет цветов, и еще – крепкий эспрессо в новом кафе через дорогу. Кофе он взял навынос, с куском бананового кекса, еще теплого.

День был все такой же пасмурный, но дождь не грозил, так что Эллис пошел дальше пешком. Пока он добрел до ограды церкви Святой Троицы, сумка с покупками сильно потяжелела и ушибленная нога дала о себе знать. Он сел на скамью, откуда было видно кладбище. Он думал, что могилы, с которых только что стаял снег, имеют мрачный вид, но на дворе стоял март, и желтые нарциссы уже сияли во всей красе. Отсюда уже была видна могила Энни, но Эллис первым делом выпил кофе и съел кекс, который неожиданно отдавал корицей.

Энни любила сидеть и читать здесь, у церкви. Идти было далековато, но в летние дни она садилась на велосипед, зная, что оно того стоит. Воздух, дымный от пыльцы, музыка – репетирует органист в церкви, по временам крик фазана с соседнего поля. Поэтому они с Эллисом решили и венчаться здесь.

Свадьба – не идеальная, а настоящая. Так описывал ее Майкл, и был прав. Энни была в необычном платье – белом хлопковом, до колена, с темно-синей вышивкой. Винтажное, французское. За этим платьем Майкл возил ее в Лондон. С макияжем тоже помогал он. На скулах – цвета, которые подчеркивают счастье. Энни хотела, чтобы к алтарю ее вел Майкл, но Эллис уже застолбил его на роль шафера. «Я могу быть и тем и другим», – с энтузиазмом сказал Майкл, вдруг ставший самым главным человеком на свадьбе.

В конце концов невесту к алтарю повела Мейбл – милая поправка к традициям. «Смотри, не обижай ее», – шепнула она Эллису, церемонно передавая ему невесту.

Уже супругами они прошествовали от алтаря под пение Марии Каллас, «O mio babbino caro» – тоже предмет для оживленных пересудов. Ее голос проводил их из церкви наружу, в пятнистый солнечный свет и в объятия немногочисленных друзей и родных. Это было прекрасно: чрезвычайно эффектно выстроенная сцена. Идея принадлежала Майклу и Энни. Все, что осталось в памяти, изобрели они, подумал Эллис. В безветренном воздухе конфетти падало там, куда его бросали, и на свадебных фотографиях плечи и головы собравшихся присыпаны розовым.