Татьяна Труфанова - Счастливы по-своему

Маша замолчала, расхаживая по комнате с дочкой от стены до стены.

— Именно, — сказала Юлька. — Именно так я себя чувствовала. Одна с Яськой целыми днями. Степа уходил рано, приходил поздно. Но я не знала, какими словами ему сказать. Он же работает. А я сижу дома. Я в отпуске. Это ведь так и называется: отпуск по уходу за ребенком. Если я как бы отдыхаю, разве у меня есть право просить о помощи?

Маша не слышала ее, она говорила с собой.

— По-хорошему, такая нагрузка — экстрим не хуже, чем у космонавтов. Круглосуточно начеку, что ни час, то новое ЧП. Только статус совсем не звездный, статус у нашего индевора ниже плинтуса, «любая баба так сможет».

— Угу, даже совестно, — сказала Юлька. — Если любая может, почему же я не справляюсь?

Маша села на диван. У девочки к хныканью добавилось причмокивание.

— Есть хочет, — сказала Юлька.

Маша решила так же: она вздохнула и, задрав футболку, приложила дочку к груди. Та сразу начала сосать, а Ким поерзала немного, пытаясь уложить руку с младенцем поудобней.

— Ведь я тоже жрать хочу, Женька, — сказала Маша. — Ты мне дашь хотя бы пятнадцать минут, чтоб я пельмени сварила? Или будешь опять орать? М-да… Увидим. А еще я хочу пройтись по улице. Одна. Извини, Жень. А еще я хочу зайти в Русский музей и помедитировать на Филонова. А еще я хочу надеть зеленые туфли на каблуке в десять сантиметров, мини, свою любимую косуху и пойти на босса-нову, к примеру, в ночной клуб. Лечь с книжкой и читать пять часов подряд…

Юля, присевшая на диван рядом, только вздохнула. Пять часов в свое удовольствие — это утопия. Слава богу, что у нее теперь есть пятнадцать минут! Кстати, они вот-вот кончатся.

— А еще я хочу работать и зарабатывать нормальные деньги. Блин! Объясните мне кто-нибудь, почему я должна выкинуть на свалку все, что я любила? — спросила Маша у потолка. — Задвинуть на антресоль все свои хотелки и мечталки… Задвинуть себя? Ведь не может так быть, что с рождением карапузика — щелк! — прежняя личность идет в утиль, появляется Мать. Мать! Мать с большой буквы заполняет все до последнего миллиметра. Щелк! — нет Марии, есть только Мать…

Юля задумчиво усмехнулась.

— Вот и я свои хотения утаптывала поглубже, прятала в недра. Чтобы еще день продержаться, еще ночь… А потом вдруг вулкан — бум! — Юля раскрыла руки, изображая взрыв. — Жил-был тихий Воробей-глупыш, а теперь… А теперь у меня под сердцем лава.

Она помолчала, потом приобняла Машу за плечо, погладила ее по шелковым волосам. Ах, Маша. Как мне жаль, что мы не можем снова стать дру…

Перед лицом махнула темнота, и Юля оказалась в хранилище.

Медленно и важно, как особа августейших кровей, Майя спускалась с крыльца поликлиники. Почти пустая сумка неприятно оттягивала руку: в ней лежала трудовая книжка. Да… В этой поликлинике она проработала тридцать четыре года. Несмотря на возраст, никто не осмелился бы выпереть ее на пенсию. Даже не намекали. Потому что где еще они найдут гинеколога с таким опытом и нюхом? Майя знала, что до сих пор женщины города передавали ее телефон друг другу с вернейшими рекомендациями. И вот она уходит.

Нет! Нечего жалеть! Миновало то время. Она еще затянула, надо было прощаться раньше.

От крыльца поликлиники она двинулась к такси, которое уже ждало ее за оградой, и на этом двадцатиметровом пути, как не раз бывало, ее перехватила какая-то дамочка.

— Майя Александровна! — радостно воскликнула она.

Чаще пациентки осаждали ее вопросами, но эта, очевидно, хотела поделиться хорошей вестью. Майя приподняла уголки губ в любезной улыбке.

— Как вы? Я вас вспоминала! Ой, наверняка хорошо, раз в обычную поликлинику ходите. А я переехала, первый раз сюда… нет, что я о пустяках? Маечка Александровна! У меня ремиссия! — тараторила женщина, сияя глазами. — Буквально недавно — анализы, снимок, Николай Семеныч сказал: ремиссия, все замечательно! Говорит, когда рак кишечника оперируют, потом половина везунчиков, половина так… А я в нужной половине, у меня все чисто-чисто, — смеялась женщина, — ничего гадкого не выросло! Говорят, у Николай Семеныча рука легкая, вот и вы тоже у него оперировались, и у вас тоже хорошо…

Майя вспомнила ее, вспомнила даже имя: Нелли. Они лежали в одной палате год назад, с одним диагнозом. Майя не собиралась заводить знакомств в больнице, о себе рассказывала мало, а Нелли и тогда болтала за двоих, если не за троих.

— Как мне приятно вас встретить! — восклицала женщина, но тут осеклась. — Ой, а вы не сказали… ведь у вас тоже? Ремиссия? — тревожно спросила она.