Татьяна Труфанова - Счастливы по-своему

— Дайте мне внука! — опять потребовал Богдан.

— Подождите, Богдан Анатольевич, — холодно сказала Юля. — Он вас сегодня впервые видит, пусть Яся привыкнет.

— Глупости! — вскрикнула маман, сидевшая рядом. — Дай мне Ясю, дай. — Юля нехотя передала ей сына, а мать тут же с младенцем на руках поспешила к Богдану. Юля сцепила руки, вздохнула. Что тут сделаешь? Не вопить же, не выхватывать Ярослава! Тем более что Ясе не было дела до взрослых междоусобиц, он пребывал в отличном настроении и ничуть не испугался нового дядю.

Юля чуть слышно фыркнула, встала из-за стола и отошла к этажерке, сделав вид, что заинтересовалась выставленными там вазами. Сегодня мать — в белом платье, узком, как носок, с пышными иссиня-черными рукавами, с крупными перстнями на пальцах — была вылитая сорока. Как она раньше не замечала, что мама удивительно похожа на трескучую клювастую птицу? Без флера сумрачной романтики, как у ворона, без экзотических статей, как у попугаев и марабу. Такое будничное создание, которое галдит у тебя под окнами, — галка, сорока, грач. Кто боится сороку? Никто.

Ее внимание привлекла антрацитовая голова мавра, украшенная листвой и лимонами. Мавр зазывно приоткрыл алые губы, посылая кому-то воздушный поцелуй. Юля осторожно взяла его в ладони, приподняла и взглянула на клеймо. Как она и думала, Сицилия. Приятно угадывать. Рядом раскрыла тяжелые хрустальные лепестки фиолетовая чаша, на дне которой забыли жестянку от сардин. Юля подцепила ее двумя пальцами, перевернула: на жестянке были нарисованы не серебристые рыбины, а Эйфелева башня, а под ней подписано: «Air of Paris». И кольцо есть, как положено на консервной банке, но банка целехонька, хранит свой драгоценный груз — воздух Парижа, — ни одной молекулы не упустив. А ведь этот воздух выбрала Майя! — вдруг додумалась Юля до очевидного. И ее сувенир похож на Юлины сувениры, привезенные из ее бесплотных полетов: перемены в душе, такие же невидимые, как воздух, такие необходимые. Юля взглянула на бабушку Степы, сидевшую во главе стола прямо и царственно, и ощутила, как протянулась между ними двоими ниточка родства.

Если ей когда-нибудь доведется побывать в Париже… Эй, что это за нытье? «Когда-нибудь»? Завтра же! Как только придет в свой музей! Все города и все чудеса мира ей открыты, она держит ключи к ним так же крепко, как эту жестянку с воздухом.

— Яся, не грызи мой перстень. Яся, не грызи мою руку. У-у, формидабль! Так, Ярослав, ты отправляешься к маме.

Мать процокала каблуками по паркету и сдала формидабля Юле на руки.

— Так вы репетитор?.. — за столом громко спросил Богдан у Инги. — У нас была гениальная история с репетиторами. Как-то раз Алена подарила Степе барабан…

— О-о! Спасите наши уши, — понимающе скривилась маман.

— Ну, моя бывшая жена сперва покупала, потом задумывалась. Тем не менее. Степка лупит по барабану, я прислушался: ого, есть ритм! есть музыка! Потом зашел мой товарищ в гости, поахал. Потом соседи зашли… На третий день я был уверен, что у нас растет новый Моцарт. Что делать? Развивать талант. Пришла репетитор, на вид интеллигентная дамочка, послушала Степку, вежливо так голову наклонила и говорит: нет. Нет способностей. Я нашел другую дамочку. Приходим мы со Степаном, расчехляем барабан… через полчаса уходим с очередным плевком в душу. Я отступать не привык, я нашел третьего репетитора. Чудный старичок, когда-то работал в оркестре, в профиль вылитый Леопольд Стоковский, ну — идеальный наставник для юного гения. Он Степочку послушал и ручками всплеснул: какие задатки! динамика! мощь! ритмический рисунок! Я спрашиваю: ничего, что парню всего три года? Старичок говорит: чем раньше начнете, тем лучше! Мы с ним расстались, довольные друг другом. Степа начал два раза в неделю ходить к доброму старику, у семьи добавилась статья расходов. Прошло три месяца. Как-то раз я заглянул в гости к другу — а к нему брат приехал, дирижер всесоюзного уровня. Я метнулся домой, Степу в охапку и волоку к дирижеру. Умоляю, послушайте! Не нужно ли нашего вундеркинда в Москву, в особую музыкальную школу? Я уже представлял, как горы сворочу ради юного Моцарта. Дирижер вздохнул, но махнул рукой: давайте. Настучал пальцами марш, Степа повторил. Настучал еще песенку, еще одну. Степа все честно продубасил. Я: ну!! Дирижер: нет слуха.

— Как же? А тот старичок? — возмутилась Инга.

— А старичок денежки зарабатывал.

Богдан заулыбался так ехидно, словно не его надули, а совсем наоборот. Юля ожидала, что Инга вступится за честь всего репетиторского сословия, но она поникла: