Татьяна Труфанова - Счастливы по-своему

Шли они, шли, и такая их жажда разобрала — сил нет терпеть. А воды никакой не видно. Симеон просит Ерошку: «Сыграй на гармошке, сынок». — «Вроде колдунья не советовала», — тянет Ерошка. «Ерунда. Сыграй, сынок. Не спасемся, так развлечемся». Заиграл Ерошка на гармошке — и открылась в земляной стене дыра, а через нее — ход в пещеру больше царских палат. И висят в той пещере сталактиты, с одного вода капает, с другого морс течет, с третьего квас, а с пятого — вино шато латур.

Поспешил Симеон в пещеру, а за ним, цепью бренча, Ерошка ковыляет. «Отчего это мне идти трудней?» — думает Ерошка. Посмотрел вниз — а у него ноги по щиколотку стали фарфоровые. Блестит авантажно, и ботиночки лазоревые, да только идти боязно — а ну разобьешь? Напился Ерошка квасу, напился Симеон воды да потянулся к шато латуру. А тут из темного лаза подгорные тролли выскакивают — тьма тьмущая. Обступили они Симеона и Ерошку, завопили: «Ах, негодяи, как посмели вы без дозволения наши самолучшие сталактиты доить?» Схватили их и поволокли на суд к своему царю.

Сидит на сахарном троне царь троллей в короне из мокриц, сам толстый, бородавчатый, страшный. Посмотрел он на Симеона с Ерошкой и говорит: «За то, что вы в моих владениях без спроса хозяйничали, будет вам испытание. Сумеете над пропастью по иголке пройти — спасетесь. А нет — жалеть не стану». Поставили Симеона с Ерошкой перед иголкой без конца, через подземную пропасть перекинутой. Внизу пропасти течет река огня, и в той огненной реке тени плывут и пляшут. А другой край пропасти так далеко, что в тумане скрывается. Пошли Симеон с Ерошкой по иголочке. Один качнется — другой удерживает, хоть какая польза от цепи, их сковавшей. Идут, идут, застонал Симеон: «Не могу больше. Сыграй ты, Ерошка, на гармошке». Ерошка ершится, «не» да «не», неохота ему с фарфоровыми ногами ходить. Но Симеон не отступает: «Играй, неслух! Я упаду — тебя за собой утяну. Играй! Не спасемся, так развлечемся».

Заиграл Ерошка на губной гармошке — и тут же подломилась иголка стальная, и упал он вместе с Симеоном да с цепью в пропасть. Падает он, падает, глядит вниз — огненная река как была далеко, так и есть далеко, а вот ноги его до пояса фарфоровыми стали. «Эх, папаня, смотри, что со мной из-за твоей просьбишки стало». — «Ничего, — отвечает Симеон. — Так даже краше. Штанцы-то какие — синие, да с глазурью, да с кистями — прямо лакшари! А что в штанах фарфором звенит — так ведь звенит благозвучно!» Падали они, падали, все никак до низа упасть не могут, такая пропасть глубокая оказалась. Вдруг видят — летит змея с крыльями, дракон то есть, подлетает, спрашивает: «Не надо ли услужить? Не надо ли подвезти вас? Мне нетрудно, и плату возьму пустяшную». Согласились Симеон с Ерошкой, закинул их дракон на спину и повез. Довез до самого края пропасти и даже дальше, откуда светлый ход наверх, на белый свет ведет.

Слезли Симеон и Ерошка с дракона, говорят: «Благодарствуем». «Этого ма-ало будет, — облизнулся дракон. — А за службу возьму я с вас одно: плюну каждому на макушку». Ерошка поежился, но говорит: «Ладно, плюй». Разинул дракон пасть да плюнул огнем, у Ерошки все его рыжие волосы на макушке сгорели вплоть до лысины. Симеон чуть животик не надорвал, так это смешно вышло. «Теперь ты голову подставляй», — говорит дракон. «Нет! — возопил Симеон. — Разве я, Праведный Купец, могу с таким причесоном ходить? Импосибля! Играй на гармошке, сынок!» — «Нельзя мне!» — говорит Ерошка, но Симеон стоит на своем. «Ах ты, опять против отца идешь? — кричит. — Играй! А не спасемся, так развлечемся».

Заиграл Ерошка на гармошке в третий раз. Вмиг дракон лютый малой птахой обернулся и учирикал восвояси, а Ерошка от головы до пят фарфоровым сделался. «Ох ты! — Симеон воскликнул. — Сын у меня теперь — загляденье!» Обошел он вкруг фигуры фарфоровой, цветной да блестящей. «Еще б размер поудобней», — вздохнул Симеон. А Ерошка тут же уменьшился. «Вот спасибо, самое оно», — сказал Симеон Праведный Купец, положил фарфорового Ерошку в карман и направился к выходу, благо недалече было. Вылез он с подземной дороги на белый свет, ну а там вскорости и до дому добрался. Дома поставил Ерошку фарфорового на полку в лучшей комнате, с тех пор и стоит он там — Симеона радует, гостям взоры услаждает. А ведь был шельмой, хвастуном да разбойником, а теперь только сердце тихо стучит под фарфором — тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Юля открыла калитку. Степа с Яськой были во дворе: Соловей-младший спал в коляске, свесив правую руку и приоткрыв рот, а ее муж сидел рядом в пластиковом кресле и бормотал что-то себе под нос. «Тук-тук, тук-тук», — послышалось ей.