Сергей Мавроди - Сын Люцифера

− Алло!

Паутов сглотнул, услышав ЕЁ голос:

− Алло, Алл, привет!

− Кто это?

− Это Паутов, Сергей… Помнишь меня?

− Зачем ты мне звонишь?

Паутов болезненно вздрогнул, как от удара хлыста, услышав этот её ледяной тон, и почувствовал, что всё внутри словно оборвалось. Это был какой-то оживший его кошмар! Именно так он всё и представлял себе всегда, все эти годы. Как он отыщет когда-нибудь её телефон, позвонит, а она даже не захочет с ним разговаривать. Точно так же, как тогда, в институте. Всё повторится. Несмотря ни на что! Ни на какие его успехи, достижения!.. Пусть он даже завоюет весь мир и бросит к её ногам! Всё равно. Не имеет значения. «Я не люблю тебя, герой!» ОНА − нечто высшее, и психология её непостижима.

Блядь, этого не могло быть!! Но это было.

− Ну, как зачем?.. Как зачем?.. − растерянно, будто нашкодивший мальчишка, забормотал он. − Ты же знаешь!.. Я…

− Не звони мне больше, − в трубке послышались короткие губки отбоя.

Паутов в полной прострации смотрел на трубку и будто всё ещё не верил. Затем медленно-медленно и очень аккуратно, словно боясь сломать, закрыл пластмассовую крышку. Телефон тут же запищал снова. Паутов так же медленно и заторможено нажал на POWER, подождал, пока дисплей погас, тяжело встал и подошёл к аквариуму. Рыбки плавали всё так же спокойно и неторопливо, время от времени равнодушно поглядывая на него сквозь стекло. Словно ничего и не произошло. Словно мир только что не рухнул, не разбился вдребезги. Словно не погасли в нём разом все цвета, не померкли все краски. Кроме одной-единственной. Чёрной. Или даже нет. Серой! Всё, к чему он стремился, чего добивался, все эти вкладчики, Думы, деньги, всё потеряло вдруг всякий смысл. Всё стало серым и ненужным. Мир потерял вдруг смысл! Ведь в нём не было ЕЁ.

Он стоял и стоял у аквариума, тупо и бездумно глазел на рыбок и всё никак не мог отвести от них взгляда. И просто физически ощущал, как какой-то вселенский холод заполняет всё внутри. Поднимается всё выше, выше… Вот сейчас дотянется до сердца, и!..

А вот интересно, − внезапно пришло ему в голову. Точно подсказал услужливо кто-то. − Если бы она сейчас рядом со мной стояла. Рыбки ведь даже и внимания бы на неё никакого не обратили. Так же бы себе плавали и плавали… Рыбкам она до фонаря. Хм… Богиня… Небожительница… И кошкам, и попугаю. Тоже по фигу. Наша холодная и неприступная, великая Алла Васильевна Дёмина. Да вообще всем вокруг! Кроме меня. И чего она, собственно, трубку-то бросила? Ну, сказала бы вежливо: я, мол, замужем, извини!.. Мужа люблю. Спокойно, по-человечески. Я же не грубил, не хамил, слова даже сказать не успел…

(− Хулиганка, понимаешь! Ничего же не сделал ещё, слова даже сказать не успел! − вдруг некстати припомнился ему известный эпизод из «Кавказской пленницы».

Да нет! − с досадой отогнал он эту дурацкую мысль. − Тут не то совсем!)

…Н-да… А то, на встречу эту на мою пришла, значит, а теперь… трубки она с понтом швыряет. Ну, не приходила бы, я бы о тебе и не вспоминал ещё сто лет. И не звонил бы, и не надоедал. Тоже мне!.. фря! Сука просто обычная! Как и все они. Позвонил − значит, на привязи ещё. На крючке. Значит, яд ещё действует. Бабы эту всю хуйню сразу просекают. Клювом чуют, на уровне инстинкта. По интонациям, по разговору… В игры, короче, играет со мной свои бабские.

Только зря ты это. Мне, милочка, не двадцать лет, − Паутов почувствовал, что вновь обретает уверенность в себе. И уверенность эта была злая и безжалостная. И холод внутри исчез. Сразу! И без следа. − Я с тобой церемониться теперь не буду. И не потерплю, чтобы мной манипулировать пытались. Попробуем, конечно, по-хорошему, а не получится − пеняй на себя. Можно и по-плохому. Не привык я, дорогая моя, чтобы со мной так разговаривали. И привыкать не собираюсь. Незачем мне! И всё, что я хочу, я всегда получаю… Во-от так!.. Получу и на этот раз. Выебать тебя, к примеру, хоть сегодня можно. Свистнуть, вон, охранникам!.. И притащат через час в мешке, как овцу. Богиню, блядь, нашу олимпийскую, недотрогу! С-с-сука!.. Не стоило трубочку швырять, мадам, не стоило! Это была ошибочка.

Прошло две недели. Событий, как ни странно, почти не было. Были, конечно, но ничего сверхъестественного. Обычная текучка.

Во-первых, − и это было главное событие! − у Паутова сдохла его любимая скалярия Маруся. С которой он подружился и даже разговаривал по вечерам. (Жаловался в основном на свою распостылую жизнь. Маруся слушала сочувственно. Это Паутову в ней очень нравилось.)