Татьяна Мирная - Записки учительницы

Что-то щелкнуло в телевизоре. «Надо из розетки выключать всю эту технику, черт его знает, что там щелкает», – подумал мужчина и приподнялся на подушке, пытаясь услышать хоть какое-нибудь движение в соседней комнате. Но было слышно лишь слабое потрескивание электричества.

Женщина лежала на диване, прислушиваясь к стуку собственного сердца. В голове шумело. Стало жарко, она сбросила с себя одеяло. Она не ощущала своего тела, только стук сердца и тяжелый шум в голове. В соседней спальне было тихо. Обычно, минут пять полежав в горизонтальном положении, ее муж начинал храпеть так, что соседи вздрагивали, а ей приходилось его будить и поворачивать на бок, а сейчас стоит какая-то зловещая тишина. «Наверное, не спит. Обдумывает. Ведь знает, что не прав, а все равно упрямится. Что это? Возрастной кризис или мужской климакс? Наверное, правы врачи: и у него, и у меня этот проклятый климакс начинается. Почему в молодости было все проще? Хотя почему проще? Было ведь время, когда по глупости и не без помощи доброжелателей чуть не расстались. Дети маленькие, я целый день, как белка в колесе, верчусь, а он все на работе и на работе. Слава богу, вовремя одумался. Что меня удержало? Нет, не изменял он мне тогда, это я точно знаю. Это все друзья: то охота, то рыбалка, то шашлык, то… Да, и все ведь потом стало на свои места»

Ее размышления прервал тяжкий вздох, донесшийся из спальни. Со стоном скрипнула кровать. Мужчина повернулся на бок и опять закрыл глаза. Голые плечи стали зябнуть, и он натянул поглубже одеяло. Обычно перед сном он надевал футболку, но сегодня он лег без нее, так как не знал, где лежат его вещи. Жена вечером всегда подавала ему свежую, выглаженную футболку, а утром он ее не снимал и ходил весь день. Раньше он носил майки, но холодная зима изменила его привычку, и теперь мужчина под рубашку надевал футболку с глубоким вырезом: в вороте рубашки не видно и плечи меньше мерзнут.

«Не плохо ему там? Может, давление поднялось?» – встревожилась женщина и села на диване. Она взяла с тумбочки кружку с водой и неслышно выпила три глотка, чутко прислушиваясь к звукам, доносящимся из спальни. Шел уже первый час ночи. Опять тяжело заскрипела кровать. «Перевернулся на другой бок, хоть бы не на левый, а то опять будет утром жаловаться на тяжесть в груди», – подумала она и потянулась за электронным тонометром: решила замерить свое давление, так как в голове по-прежнему шумело и стучало в висках. Свет включать не стала, надела на запястье манжетку и нажала на кнопку. Засветился экран, и тонометр, как тяжеловоз, стал набирать обороты. Накачав два раза манжетку, электронный врач показал не только верхнее и нижнее давление, но и пульс бьющегося сердца. Цифры были тревожные, но не смертельные, однако женщина решила выпить что-нибудь успокоительное и направилась на кухню, где на одной из полочек шкафа лежали необходимые лекарственные препараты. Она достала три пузырька, один с настойкой валерьянки, другой – с пустырником, третий – с боярышником, накапала в стакан по 20 капель из каждого, налила воды и машинально выпила. Постояв немного, решила выпить еще и снотворное, понимая, что без него она уже не заснет.

«Пошла на кухню, видимо, таблетки глотать», – с обидой подумал мужчина и услышал мягкие шаги своей жены в коридоре. «Опять босиком ходит. Сколько не ставь ей тапки под кровать, все равно забывает надеть. Ковры везде. А кухня-то без ковра и коридорчик, что на кухню ведет. Надо, наверное, и там постелить». Он взглянул на электронные часы, стоявшие на тумбочке. Зеленые цифры нагло подмигивали. В окно светил небесный фонарь. Жалюзи были открыты. Обычно жена плотно закрывала жалюзи, так как не могла спать, когда светила в окно луна, а электронный глаз часов она отворачивала к стене: они ей тоже мешали. Он раньше смеялся над ней, но сегодня и его стали раздражать эти свидетели их бессонницы. Он встал и закрыл жалюзи, а на часы набросил полотенце, сушившееся на батарее под окном. Спальня погрузилась во тьму. А во тьме, как в кадре фильма, он увидел глаза двадцатилетней девушки, только что похоронившей свою мать, глаза, в которых застыло страдание, которым он поклялся никогда и ни при каких обстоятельствах не обижать ее.

«Тебе плохо?» – услышала она, проходя мимо спальни. Женщина ничего не ответила и направилась в свое временное убежище. Она не успела лечь на диван. Муж крепкими руками обнял ее: «Прости меня! Когда я ругаюсь, это не я, это какой-то хорек внутри меня. Я не хочу, чтобы ты болела. Пойдем в спальню, я без тебя не засну». Она уткнулась горячим лицом ему в грудь, все еще сопротивляясь, а ноги уже вели их в спальню. Он целовал ее седеющие виски, глаза, губы. С каждым поцелуем обида куда-то улетала, наконец, она облегченно вздохнула: «И ты меня прости. Давай спать, а то ведь завтра на работу, хорек».