Дарья Бобылёва - Вьюрки [журнальный вариант]

— Дэн! — завопила перепуганная Стася и кинулась к палатке.

Тишина длилась где-то минуту. Ее как раз хватило, чтобы немного прийти в себя после волны удушающего жара. Тем, кто оказался ближе к гаражу, опалило ресницы и брови, кожа на лицах и руках натянулась, готовясь вздуться. Никита добрался до двери и остановился — жар по-прежнему шел изнутри, как из печки.

— Это что было, взрыв? — дрожащим голосом спросил кто-то.

Ясное летнее небо с неправдоподобной скоростью затянули тучи, и на Вьюрки с ревом обрушилась буря. Не было первых капель — дождь с градом упали с небес тяжелым занавесом, раскаленный гараж зашипел и подернулся белесой дымкой. Никита снова кинулся туда, натянув на нос мокрую футболку, и в то мгновение, когда он шагнул внутрь… гараж исчез. Вокруг был шиповник, трава, а гаража не было.

Он бросился обратно к мечущимся по участку дачникам. Поймал Андрея и затряс, требуя объяснить, куда делся гараж. Андрей посмотрел на него с испуганным недоумением и махнул рукой в сторону. В сторону гаража, который стоял на прежнем месте. Но Никита уже смотрел остекленевшими глазами через плечо Андрея на персидскую сирень. Гордость председательши вяла, чернела и усыхала, точно в ускоренной съемке, и гнилая чернота расползалась дальше, пожирая деревья и кустарники, они будто истлевали на глазах. А сквозь них проступал совершенно другой пейзаж: березы, елки, устланная хвоей земля… Сквозь участок председательши проступал лес.

От этого двоения — даже не в глазах, а где-то в сознании — у Никиты невыносимо заболела голова. Он охнул и опустился на корточки. Под ногами вместо выложенной плитами дорожки был мох. И дорожка. И опять мох. Каким-то образом они существовали одновременно. Холодные пальцы легли Никите на плечи, и лишенный дыхания голос прошелестел возле уха:

— С-с-спас-си…

В поле бокового зрения мелькнула и исчезла ломаная темная фигура, будто сотканная из дождя. И еще Никита успел заметить глаза — желтые, нечеловечьи, с вертикальными пятнами зрачков…

Хлопнула калитка, и этот обыкновенный звук вывел его из оцепенения. На участок влетел Гена и с ходу заорал, требуя объяснить, что тут происходит. Никита молча потащил его к гаражу, втолкнул внутрь. Жар уже стал вполне терпимым, и в гараже Никита, как ни странно, почувствовал себя лучше: головная боль утихла и, главное, ушло чувство, будто реальность ускользает, а ты не можешь в ней удержаться. В гараже пахло паленым мясом.

Палатка еле держалась, вода просачивалась сквозь брезент и капала на головы прижавшимся друг к другу Дэнчику и Стасе. Дэнчик, чувствуя необходимость показать себя защитником, бормотал, что ничего страшного, просто гроза. Стася молчала, вспоминая свинцовую воронку в небе и фосфоресцирующие контуры деревьев. Часы в телефоне показывали три часа дня.

Что-то тяжелое вдруг промяло брезент снаружи и навалилось на забившуюся с визгом Стасю. Дэнчик, матерясь, схватил фонарик. Но выпуклость в брезентовой стенке уже исчезла. Теперь ткань шевелилась и вспучивалась у входа, что-то слепо тыкалось туда.

— Пошел вон! — страшным голосом заорал Дэнчик, решивший, что к ним ломится зверь. — Пошел!

Фонарик болтался у него на запястье, луч прыгал туда-сюда, и Стасю затошнило. Она сдернула фонарик с руки Дэнчика и направила на вход.

В палатку лез человек. Смуглый, в круглой шапочке, со скуластым азиатским лицом. Только лицо было похоже на плохо сделанную маску: нос съехал куда-то набок, вместо правого глаза слепая вмятина, рот с удивительно белыми и ровными зубами оскалился в неподвижной улыбке.

Дэнчик с криком лягнул его в лицо, раздался долгий тоскливый вой, Стася выронила фонарик, и все утонуло в темноте. Кто-то схватил Стасю под мышки и потащил. Она кричала, пытаясь за что-нибудь уцепиться, пока ее не выволокли из палатки под ливень.

— Не ори, вставай, бежим! — скомандовал Дэнчик. Стася, ничего от страха не соображавшая, вскочила, и они побежали, сбивая босые ноги, а позади слышался вой, от которого становилось холодно и тоскливо.

Никита не сразу понял, что куча на полу гаража, источающая запах горелой плоти, — Максим Усов. Кожа, одежда — все превратилось в струпья. Обгоревшая голова была буро-багровой. Катя лежала в нескольких шагах от него. Ожогов на ее теле не было — так, пара волдырей. Судя по обильным синякам и слипшимся от крови волосам у виска, пострадала она от встречи с Усовым.

Вообще-то у Гены был фельдшерский чемоданчик, набитый лекарствами и инструментами, который он держал наготове. В последние месяцы он стал «скорой помощью»: его звали и к бабушкам с подскочившим давлением, и к простывшим детям. Только Гена вылетел из дома так стремительно, что забыл его. Осмотрев Усова и молча махнув рукой, он занялся Катей. Нащупал пульс, изучил кровоточащую шишку на голове и велел Никите принести домашнюю аптечку Петуховых — на веранде стоит, он к ним заходил пару раз и запомнил.