Дарья Бобылёва - Вьюрки [журнальный вариант]

Первой заметила зарево Тамара Яковлевна. Она приподнялась на кровати, зашевелилось одеяло, покрытое теплыми котами. Осторожно, чтобы ненароком не наступить на питомцев, которым она уже потеряла счет, Тамара Яковлевна подошла к окну и увидела столб огня у самого забора. Охнула — пожар! Мало ей Зинкиных козней, теперь еще и это. За помощью надо бежать, а как побежишь, если все Зинкиной крапивой и дурманом заросло. Спасу не было от этой зеленой дряни, хорошо хоть, кошки ей помочь пытались. Грызли, выкапывали — и не травились, знают животные, что есть можно, а что нет.

Тамара Яковлевна толкнула дверь — ну точно, не открывается, опять бешеным огурцом затянуло. Зинка ее постоянно так замуровывала в даче, и окон целых не осталось, еле успевала дыры затыкать тряпками. Зарево разгоралось все ярче, и Тамара Яковлевна испугалась — так и сгореть можно. Пожар тоже Зинка небось устроила, ведьма.

И тут забор затрещал, но не от огня, его определенно кто-то рубил. Ошарашенная, она молча наблюдала, как ломают ее ограду — теперь на фоне зарева были различимы силуэты людей. Тех самых, к которым она собиралась бежать за помощью. Размахивая топорами, вилами, какими-то палками, они продвигались к дому Тамары Яковлевны. И к дому ее соседки тоже, толпа не замечала линию воображаемого забора. Пинали кошек, рубили отяжелевшие от плодов растительные плети. Сквозь треск слышались злые и деловитые выкрики. Факелы и топоры, думала в ужасе Тамара Яковлевна, совсем как в Средневековье.

Из памяти вдруг вынырнуло страдающее лицо всеми старательно забытого Кожебаткина. А ведь тогда так же было — вломились ночью, толпой… А Зинка-то спит небось и ничего не знает, заволновалась Тамара Яковлевна. Она же там одна совсем. Обе они были всегда совсем одни, одни друг у дружки — детей не дождешься, у внуков не допросишься, а соседям — какое дело? Тюкнут тяпкой, и всё. А когда у нее тяпка сломалась, Зинаида Ивановна ей свою отдала, без возврата. И вареньем из ревеня угощала, и баранками, и так хорошо они пили чай перед телевизором в прежние времена. Всякое они, конечно, наговорили друг другу и наделали тоже всякого, но Зинаида Ивановна уж точно не пришла бы к ней ночью, разломав забор, с огнем и топором…

И был-то на всем свете один проверенный, порядочный человек — Зинаида Ивановна, всегда ведь думалось — как с соседкой повезло. Тамара Яковлевна опустилась на кровать, прижала к груди глупую кошку-трехцветку и заплакала.

Зинаида Ивановна тоже сидела у окна, смотрела на приближающуюся толпу, которая топтала беззащитные лилии и нежные сахарные арбузики, и тоже плакала. И думала, что это бес ее попутал, рассказывали же по телевизору, как путают бесы хороших людей, заставляют творить невесть что, а она ведь хорошая, она никому зла не желала, и Тамара Яковлевна хорошая, что же они наделали…

Ветки, с шумом колыхнувшись напоследок, замерли, как и полагается в безветренную ночь. Умолкли и растворились в темноте кошки. Взбудораженные дачники еще пару минут сражались по инерции, пока не заметили полное отсутствие сопротивления. Только огонь потрескивал.

Перемазанный сажей Валерыч включил фонарик и поводил им по сторонам. Зверей нигде видно не было. Заросли пожухли и как-то поскучнели, за одно неуловимое мгновение превратившись из растительных монстров в обыкновенные сорняки. Это ж сколько полоть теперь придется, по-хозяйски подумал Валерыч.

— Затаптываем огонь, затаптываем! — спохватившись, принялась командовать председательша.

Тамара Яковлевна испуганно подпрыгнула, услышав стук в дверь. Зарево погасло, но на участке еще слышались шум и голоса. Решив, что разъяренная толпа стучаться все-таки не станет, Тамара Яковлевна осторожно отодвинула щеколду, но цепочку оставила. На пороге стояла взволнованная Зинаида Ивановна в ночной сорочке и с фонариком.

— Вы уж извините, если что не так… — всхлипнула она. — Если вдруг там что, простите, бес попутал…

— Нет, нет, это вы меня простите. Если вдруг чем обидела…

Тамара Яковлевна просунула в щель под цепочкой дрожащую руку, Зинаида Ивановна порывисто ее пожала. И соседки с облегчением друг другу улыбнулись.

Дачные джунгли засохли в несколько дней. Кошек у Тамары Яковлевны прибавилось — теперь в даче и около паслось штук десять, все мирные и ленивые. А остальная стая как-то сама собой рассосалась.

Юлька впервые приехала на дачу уже взрослой, четырнадцатилетней. Дачное детство с круглосуточным катанием на велосипедах, заклятыми подружками и секретными лесными шалашами просвистело мимо. Летом Юлька изредка ездила с родителями на море, а в основном сидела в городе, точнее в интернете, где и обзавелась ником Юки, который старалась перетащить в реальную жизнь. Юки была «вся такая сама по себе», свободное время просиживала, уткнувшись то в ноутбук, то в книжку. Больше всего на свете она любила грызть что-нибудь и ужасаться, желательно — одновременно. Вот и увлеклась всякой эзотерикой, а в тринадцать лет, окончательно убедившись в наличии у себя ведьмовского дара, покрасилась в радикальный черный.