Дарья Бобылёва: Вьюрки [журнальный вариант]

Вскоре Света простила Наргиз и даже одарила умеренно крупной купюрой — об этом Валерыч узнал от гуляющих вдоль забора соседок. Валерыч закончил полив и пошел перекусить, а за ужином заметил, что его часы тоже встали. Подкрутил — молчат, и конденсат на стеклышке собрался. Валерыч положил их у печки в надежде, что просушатся и оживут, и решил укладываться…

Потом, придирчиво разбирая предшествующие события на фрагментики в надежде хоть что-нибудь найти — не считать же предвестниками сломавшиеся часы и скандал у Бероевых, — Валерыч вспомнил, что ночью его разбудил звук снаружи, громкий и тугой. Даже уши заложило. А может, странный звук Валерычу приснился и не просыпался он той ночью вовсе…

Дорога вдоль реки привела к забору. Валерыч огляделся: кругом покачивались травяные метелки, на берегу кропили мелкими слезами плакучие ивы. На угловой даче, почти не видимой за живой изгородью, деловито стучали тяпкой. Валерыч начал раздеваться, аккуратно складывая на траву штаны, дачную рубаху с нехваткой пуговиц, трусы. Согласно его не то чтобы очень оформленной, но требовавшей решительных действий теории, всё, что побывало здесь, могло ему помешать. Он, правда, и сам пробыл на территории изрядное количество времени, но одушевленная материя, безусловно, имела иные свойства, главными из которых, по мнению Валерыча, были воля и разум. Насчет ушных затычек он задумался, но все-таки оставил: в любой момент можно выкинуть, да и маленькие они совсем.

Голый Валерыч был многоцветен — от белоснежного до сизо-багрового. Вид он теперь имел не браво моряцкий, а мягкий, уязвимый, как выломанная из панциря улитка. Неожиданно для себя размашисто перекрестившись, Валерыч отодвинул засов, толкнул створку ворот и шагнул наружу. За воротами был обычный пригородный пейзаж — желтое от сурепки поле, по правую руку река, на горизонте топорщился лес, а по левую руку, довольно далеко, — коттеджный поселок. Валерыч пошел налево.

Тогда, утром, его разбудил женский вопль. Окончательно, что ли, Света свою Наргиз убить решила, подумал спросонья. А вопила действительно Наргиз. По-восточному тоненький голосок надрывался: «Дорога ушла!» О как, подумал Валерыч, спятила.

А когда он, неторопливо сделав гимнастику и позавтракав, вышел из своей дачки, на пятачке за забором уже топтались люди. И Бероевы тут были, и Никита Павлов, тихий молодой алкоголик, и непримиримый, всегда будто готовый прыгнуть на собеседника пенсионер Кожебаткин, и председательша Клавдия Ильинична Петухова, плавная и величественная, и другие дачники.

— Молоко привезли? — подойдя к забору, спросил Валерыч у стоявшего ближе других Кожебаткина.

— А черт их знает! — тут же распалился Кожебаткин. — Говорят, выезд перекрыли!

— Нет его, выезда, — тихо сказал Никита.

От гомонящей толпы дачников то и дело отсоединялась то одна, то другая группка и уходила к главным воротам. Потом возвращались растерянные, молодежь гоготала в возбуждении, гул усиливался. Происходило что-то непонятное. Валерыч колебался — пойти открыть парник с помидорами или все-таки глянуть сначала, из-за чего взволновались Вьюрки, — и выбрал второе.

Вьюрки, как всякое садовое товарищество, были поделены на несколько улиц с благостными названиями: Лесная, Рябиновая, Вишневая. Улицы впадали одна в другую и имели общий выезд к главным воротам, за которыми шла проселочная дорога, и далее трасса, и далее широкий путь к цивилизации. Места были живописные: лес, река, маленькая и мутная, но зато с плакучими ивами, и с мостками прямо из деревенского детства, и с церковкой на том берегу, на пригорке. И, кроме того, с плотвой и лещами, которых Валерыч успешно ловил на донку, когда хотелось почувствовать себя добытчиком.

О том, что надо бы поставить донку на леща, он и размышлял, когда вместе с другими дачниками прошел мимо поворота к выезду из Вьюрков. Точнее, мимо места, где поворот прежде существовал. Потому что теперь его не было. Валерыч вернулся на десяток шагов и, внимательно смотря по сторонам, снова направился к повороту. Вот дача Тамары Яковлевны, старушки-кошатницы, которая вечно забывает повернуть вентиль, и вся улица сидит без воды. Вот водокачка, за ней должен быть поворот к выезду, дальше улица Лесная, идущая мимо общего забора, за которым лес… За водокачкой сразу начиналась Лесная, безо всякого поворота. Смотрелось это так естественно, будто поворота никогда не было. Домик Тамары Яковлевны — водокачка — синий домик на улице Лесной. Там жило семейство, Валерыч в лицо их знал, а по именам не помнил, овчарок держали, одна незаметно сменяла другую, и все звались Найдами…