Потом поехали в центр и гуляли, смотрели на птиц, которые не долетали высоко, туда, где живут люди. Ели мороженое, держались за руки.
– Я так испугалась, – сказала она.
– Понятно, – сказал он.
– А что ты чувствовал?
– Даже не знаю. Кто-то напал сзади, а потом сразу очнулся.
– Я так испугалась… Помнишь, когда мы были внизу последний раз?
– Не помню. Лет десять?
– Больше.
– Ну, прости. Это же не важно.
– Я никогда никого не восстанавливала. У меня, кроме тебя, никого ведь не было.
Так долго гуляли, что забыли о времени, и пришлось переплачивать – успевали подняться вверх только из центра.
Пока он возился в прихожей с обувью, она пробежала в комнату и зашторила окно.
– Еще ведь светло, – удивился он.
– Именно поэтому. Иди сюда.
Он смиренно подошел.
Не было большего счастья, чем проснуться в его объятиях.
Он немного похрапывал, потом открыл глаза. Захотел убрать руку, но она удержала.
– Я хотела бы жить здесь, у тебя под мышкой.
Потом поднялась, засуетилась. Вымыла его в душе, вытерла насухо, надела новые носки и чистую отглаженную одежду. Приготовила завтрак. Три яйца, тосты с маслом, кофе, джем. Он сидел такой родной и живой, такой знакомый, что она готова была остаться без одной руки, без двух рук, только не без него. Целую ночь его не было, его душа, разлученная с телом, была доверена бездушному облаку. Женщина подумала, что теперь ни на секунду не отпустит мужа.
Она отдернула шторы. Его серые глаза вдруг наполнились зеленым цветом, он замер.
– Что с тобой?
– Все хорошо.
– Ты меня любишь?
– Естественно.
– Почему не «да»?
– Не придирайся. Ты на работу?
– Я боюсь тебя оставлять.
Он не отрываясь смотрел мимо нее в окно.
– Не бойся. Я тут побуду.
– Никуда не уйдешь?
– Куда мне идти?
Это была правда. После восстановления всегда положен больничный.
– Боюсь уходить, – сказала она.
– Ну ты же не можешь быть все время со мной.
Она обернулась и посмотрела в окно.
– Что ты там увидел?
Стена соседнего дома словно прилипла к глазам. Сколько времени они провели здесь вместе, разговаривая, держась за руки, завтракая тостами, ужиная картошкой и макаронами.
Стена была так же знакома, как родинки на теле, была их третьим супругом, совместной душой. И это было очень хорошо, потому что иметь одно тело на двоих невозможно.
– Дождись меня, – попросила она очень тихо: так, чтобы он наверняка услышал.
Вышла, спустилась на площадку автобуса. Тот долго не шел. Она подумала, что вот сейчас находится так недалеко от мужа, в считаных метрах. А через минуту будет уже в ста, в километре. И хорошего в этом мало.
Конечно, иметь одно тело на двоих невозможно. Если ты куда-то отлучаешься – за хлебом, погулять на землю или просто на работу, – ты все равно отлучаешься, покидаешь любимого человека. Так устроена жизнь, что нужно ходить по делам. И чаще всего в этом нет ничего страшного: ты возвращаешься, а он сидит дома или, если куда-то уходил, тоже возвращается, вы встречаетесь. Но не в этот день.
Она стояла в кабинете майора. Ей хотелось упасть в обморок, но ноги подводили, обретя давно забытую молодую силу.
– У него были какие-то отклонения, навязчивые идеи? – спросил майор.
– Нет.
Сержант заметил, что вода закончилась, и поняв, что это спасет его, сказал:
– Давайте я воды принесу, – и ушел торопливо, чтобы хоть немного отдышаться, не смотреть на чужое горе.
– Как прошел этот день после восстановления?
– Мы пошли гулять на землю, ничего не нарушали.
– Все сбережения потратили?
– Это не важно. Хотелось погулять.
– А потом?
– Потом провели вечер дома. Утром я приготовила завтрак.
– Что последнее он вам сказал, что делал?
– Он остался стоять у окна.
Вернулся сержант, протянул женщине стакан воды. Майор сел за стол и еще раз просмотрел видео с облаков наблюдения. Там мужчина открыл окно и, улыбаясь, шагнул вперед. Не выбросился, а просто шагнул, как утром после хорошего сна делают первый шаг с кровати. Зачем человеку, только что вернувшемуся к жизни, сразу же с ней расставаться?
Похоже, не удавалось вот так просто уехать в Центральный округ, пока дело не завершено.
– Пишите заявление, – сказал он, – будем разбираться. Завтра вас жду в десять утра.
Женщина взяла перо, но чернила в чернильнице закончились.
– Я сбегаю, – сказал сержант и как только мог быстро вышел в коридор.
Майор сел в патрульную машину и отправился вниз, через облака, к стодевятиэтажкам. Спустился на лифте, показал корочку. Контролер взял под козырек, сказал:
Читать дальше