– Мы вас через черный ход выпустим, – сказала Шура, – чтобы никто и ничего. Будете, как в фантастике – Человек-невидимка.
Я последовал за ней, но вдруг сказал:
– Да нет же! Зачем, как невидимка? Что, сейчас тридцать седьмой год? – и пошел к обычному выходу. – Я хочу, как человек, нормально спуститься.
– А не боитесь? – спросила Шура.
Я подумал немного и ответил:
– Нет.
Я давно не говорил такого хорошего «нет».
Вышел на лестницу. Замерев, неподвижно глядя на дальние микрорайоны, у окна стояла женщина в синей юбке и белой рубашке с пионерским галстуком. Я стал рядом и тоже посмотрел вдаль. Листва отражалась в куполах цирка, пахло первыми осенними кострами.
– Горохова? – спросил я, не поворачивая головы.
Я вдруг вспомнил испуг Анечки – тогда, много лет назад, как она была готова ждать сколько угодно, лишь бы не идти в квартиру. И когда я спросил: «Ты ведь подождешь, Горохова?» – она посмотрела мне в глаза и пообещала ждать. Но она не сказала: «Обещаю», а просто сказала:
– Да.
2010
«Для процесса горенья
Спички или свечи
Кислород, без сомненья,
Нужен» – так нас учил
Старый физик Андросов,
Но никак он не мог
Высечь пламя, а после
Завершился урок.
Солнце было высоко,
День стоял на мели.
Мы помыли все окна
И домой побрели.
Я чего-то полопал,
Опрокинул компот.
Интересно же опыт
Завершить. Только вот,
Сколько спичкой ни чиркал,
Только солнце не шло
С крыши нового цирка
Вдоль реки, и светло
Было долго, и рослый
Ветер мчался на юг…
Да… Красиво… А после
Детство кончилось вдруг.
Жизнь промчалась быстрее,
Чем двойные «труды».
Я заметил, старея,
Что имею кадык,
Мутный взгляд и привычки.
А огня – нет как нет.
И поэтому спички
Снова вынул на свет.
Дохромал до балкона
И вдохнул кислород.
Спичка чиркнула, кроны
Устремились вперед,
От стволов отрываясь,
В направленьи меня.
Так закончилась старость
И не дала огня.
Ночь пришла, стало тихо,
Далеко до стволов.
Даже нового цирка
Не видать куполов.
Огонек папиросы
Замерцал в темноте,
И явился Андросов
На зеленой тахте.
«Ты теперь безобиден,
Не похитишь огня,
Ты почти что не виден.
Так послушай меня.
Вот мое откровенье
Тебе одному…
Для процесса горенья
Кислород ни к чему.
Я вам врал и доверить
Эту тайну не мог.
Только ждал, чтоб скорее
Завершился урок».
Наклонился в волненьи,
Заскрипела тахта.
«Для процесса горенья
Нужна темнота.
Кислород, он, скорее,
Водолазам нужней».
Темнота догорела,
И он вышел за ней.
2010
Как будто кто-то с севера, размахнувшись, бросил реку клубком к морю, и она лежала на земле широко, единственная, в чье лицо можно было вглядеться. Люди, машины и деревья с высоты казались ничтожными.
Майор полиции смотрел на реку и прощался с ней. Скоро он будет уже не здесь. В Центральном округе нашлось место. Там и этаж пониже, и должность поспокойнее. Уйдут в прошлое будни районного отделения: кражи, убийства… И все-таки было жаль расставаться с рекой, она его успокаивала, когда появлялась в прогалине облаков. Рабочее время закончилось, а он все стоял у окна, думая, как бы сохранить этот вид если не в памяти, то в сердце.
Вечер был безоблачный, и майор увидел, как снизу, с уровня сотых этажей, то есть еще от зданий, стоящих на земле, к отделению стремительно стал приближаться полицейский автобус. Пробок не было, поэтому сержант не включил сирену, только мигалку. Красные и зеленые лучи легли на стены парящих в небе домов, смешались с цветами радуги. Автобус скрылся из виду, присоединился к свободному порту. Потом по коридору застучали каблуки, и сержант ввел в комнату женщину лет сорока пяти. Она не могла сдержать слез.
– Опять, видимо, та банда, – прошептал сержант.
Майор дал женщине воды и сел напротив.
– Говорите спокойно. Каждая минута на счету. Где это случилось?
– В кафе, на Восьмой Верхней линии. Мы с мужем ужинали, я просто отошла…
– Вернулись, а его нет?.. Ну тихо, тихо…
– Пытались отслеживать, – сказал сержант, – вот тут его еще было видно.
Он подключился к экрану.
– Это 18:30… Уходят, сволочи. Отчетливо видно, как движется по направлению к реке… Здесь они его еще не выключили. Может, сопротивлялся.
Читать дальше