Михаил Сегал - Почерк

– Да! – сказали мы громко и замолчали.

– Ну как? – спросил он.

– Это хорошо, – сказала Оля.

Организатор встал.

– В 17:11 будем зажигать очаг. Символический. Со свечками.

Вытащил из портфеля два огарка. Зажег. Было пасмурно, так что выглядело эффектно.

– 17:11. Свет за окнами станет помягче, настроение после отжимания на кулаках – лирическое.

Он протянул нам свечки. И тут Оля заплакала почему-то.

Свечка была теплая и мягкая, капельки парафина ползли вниз. Еще чуть-чуть – и коснутся пальцев. Я заплакала почему-то. Организатор спросил:

– Что-то случилось?

И Митя спросил:

– Оль, ты что?

– Не обращайте внимания, давайте дальше, – ушла в дальний темный угол. Уселась с ногами в кресле. Хорошо, что в кафе никого не было.

– Потом одаривание, – сказал Организатор, – там у меня игра специальная… Вы точно в порядке?

– Да. Во сколько это будет?

– В 17:25 тире 18.

Я взяла себя в руки.

– Как они все себя будут вести?

Митя хотел подойти ко мне, успокоить, но, наверное, ему было неудобно при постороннем. А у меня так иногда бывает: причины нет, а слезы появляются. Просто с возрастом я научилась это контролировать. Даже простое повторение таблицы умножения помогает. В комнате стало еще темнее, свечи в руках Организатора и Мити засветились волчьими глазами.

– Могу предложить открытое или закрытое одаривание, – сказал Организатор, – открытое – чтобы каждый лично подходил, но тогда будет видно, если у кого мало денег в конверте, малоимущих это может напрячь. А можно закрытое: я принесу домик такой декоративный, поставлю на стол, и все будут просто класть конверты под стол – «фундамент семейного бюджета» называется.

Но тогда те, кто много положил, будут расстроены, что их подвиг останется безымянным.

Я к тому времени уже успокоилась и сказала:

– При первом варианте я хоть узнаю, кто меня любит в этой жизни. А при втором…

– А при втором не потеряете друзей. Обычно все берут закрытое.

Я опять расстроилась.

– Мне сейчас надо знать…

Тогда он положил свечи и сказал:

– Может быть, танец?

Митя растерялся, мы же не планировали вот так, прямо в кафе репетировать.

– Я не танцую, – сказал он, – я буду учиться на выходных.

Организатор взял мою руку.

– Я объясню.

Мы оказались далеко от Мити, он не мог нас слышать. Плавные движения убаюкали меня.

– Что случилось? – спросил Организатор.

– Волнение. Свадьба – один раз в жизни.

– Но это же не сейчас.

Одновременно разговаривать и умножать двузначные числа было непросто. Все выходило из-под контроля. Чтобы не заплакать, я вцепилась в его плечо.

– Мне надо сейчас понять, как и что.

Потом еще кружились. Непонятно – сколько кругов. Я сбилась со счета. Потом сказала:

– Просто вспомнила, как он мне предложение делал.

– Но это же прекрасно.

– Здесь, в этом кафе. Я в шоке была, потому что он вообще не предупредил, я это как-то не проработала для себя… Он просто взял и сказал.

Митя не слышал, что я говорю, но сидел так, как будто слышал. И еще было обидно, что из-за всех этих разговоров кофе на столе давно остыл, а я с утра наметила себе выпить чашечку в районе полудня. Даже на завтрак пить не стала.

– Что вы тогда чувствовали? – спросил Организатор.

Мужчина никогда не поймет этих чувств, если выразить их просто по-человечески. Поэтому я попыталась сформулировать как-то понятно для него и сказала:

– Я плакала до капучино, во время капучино и после капучино.

Оля заплакала и убежала умываться. Организатор положил в портфель все свои свечки, листочки, карандашики. Митя сказал: