Михаил Сегал - Почерк

Всем разослали записочки, когда и где утром встреча. Пушкин посидел еще немного над рисунками и лег спать.

Ехали и дремали. Все, кроме Жоржа-Шарля, были немолоды, от ранних подъемов успели отвыкнуть. Жорж-Шарль женился две недели тому и тоже недосыпал.

Пушкин очнулся первым и долго смотрел на портящуюся погоду. За ним проснулся косматый безъязыкий создатель машины. Они молчали, иногда встречаясь взглядами, иногда опуская глаза вниз. Создателю было холодно, хотелось пошевелиться, но он боялся разбудить звоном цепей сжавших его по бокам конвоиров.

Приехали. Пушкин забегал, стал руководить. Жорж-Шарль позвал на роль секунданта своего приятеля-француза, а второго добровольца не нашли, так что Пушкин сказал Данзасу уже в дороге:

– Прости, Костя, нет никого. Выручай.

Данзас был человеком холостым, вечно скучающим. Согласился.

Поначалу взяли в машину подъезд саней.

Государь с Бенкендорфом пили чай и кутались в шубы. Солдаты помогали создателю перетаскивать тяжелую машину. Через какое-то время воодушевленный Пушкин подбежал к саням.

– Вроде бы хорошо получается. Я придумал еще близко подойти и взять лицо Онегина и Ленского. В какой-то момент мы просто покажем глаза одного и второго, что подчеркнет напряжение.

– Очень интересно наблюдать, – сказал Николай.

– Сейчас будем переходить к выстрелу, – сказал Пушкин и убежал.

Погода испортилась. Покуда ехали, серый январский день был не чернее обычного, в воздухе висело, не двигаясь, снежное облако, видно было довольно. Теперь же тучи пришли со всех сторон.

– Ничего, – сказал Пушкин в ответ на испуганный взгляд создателя, – даже хорошо для усиления напряжения.

Зарядили холостыми, чтобы пламя из стволов вырывалось. Дантес полуспал, словно отсутствовал.

– Когда стрелять? – спросил он Пушкина.

– Когда сходиться начнем. Все как в жизни, друг мой, как в жизни.

Создатель замахал руками, подбежал к Пушкину, упал и стал что-то выть. Солдаты его схватили и вернули обратно. Велели запустить машину. Пушкин улыбнулся: мол, все будет хорошо.

Данзас закричал:

– Сходитесь!

Пошли. Машина стала забирать всю жизнь, которую видела перед собой. Поздний январский свет, снежинки в легкой дымке, озябших, мечущихся против ветра галок. Дантес играл неважно, шел в полусне, а Пушкин был тверд и собран. Раздался выстрел. Он упал.

– Очень интересно наблюдать, – повторил Николай.

Бенкендорф не был в большом восторге от этого маскарада, он переживал, что не прислушались к его идеям.

– Александр Христофорович, – обнял его Николай, – это только начало. Долг наш, как современников, в первую очередь взять в машину первого поэта России. А уж после спокойно займемся патриотическим воспитанием студенчества и пейзажами для солдат.

Вдруг послышались крики, все кинулись к Пушкину. Он стонал, как будто и вправду был ранен. Бенкендорф и Николай, обеспокоенные, сошли с саней.

Подбежал Данзас:

– Пушкин ранен!

Подошли ближе. Испуганный, зажимающий рану поэт еле дышал. Доктора не было, да и к чему его было везти с собой?

Бенкендорф схватил Дантеса, затряс:

– Ты что наделал, сукин сын!

Словно очнувшийся Жорж-Шарль сам был испуган и только шептал через плечо графа государю:

– Votre Majesté, je n’y suis pour rien! Je suis là par hasard, sur la demande d’Alexandre [3] Ваше величество, я к этому не имею отношения. Я здесь случайно, по просьбе Александра ( фр. ). .

Бенкендорф выхватил из рук Дантеса пистолет, осмотрел его.

– Государь, выстрела не было.

Николай посмотрел, и действительно: порох на полке лежал нетронутым. Заозирались по сторонам, но на сотни шагов были только тучи да галки.

– Кто стрелял? – громовым голосом прокричал граф.

Солдатам было велено обыскать присутствующих. Оружия ни у кого не обнаружилось. Пушкина понесли в сани.

– Везите домой и сразу же отправьте к нему моего личного доктора, Николая Федоровича, – приказал государь Бенкендорфу.

– Позвольте поручить это родственнику, а мне надобно сразу разобраться с уликами, иначе потом никогда правды не узнаем.

Так и условились. Солдаты осторожно погрузили Пушкина в сани, Дантес его обнял. Тронулись.

Бенкендорф вернулся к месту выстрела. Здесь оставались только изобретатель и Николай. Граф встал на место Пушкина, проделал его путь, оглядываясь по сторонам. Приложил руку к животу, к тому самому месту, откуда сочилась у поэта кровь. Поднял голову по линии полета пули. Взгляд его пришелся на машину. Изобретатель упал на колени и заскулил.