Жиль Легардинье - Лучше поздно!..

Внезапно перед Эммой появился молодой человек. Лицо девушки засияло, еще больше чем в присутствии подруг. Парень обнял ее и страстно поцеловал в губы.

Тома почувствовал, как у него подкашиваются ноги. Он прислонился к столбу светофора и спрятался за ним, чтобы было удобнее наблюдать. Говорят, дети растут быстро, но обычно ребенок не превращается за несколько недель из новорожденного младенца, только что вошедшего в вашу жизнь, в молодую соблазнительную женщину, на которую бросаются мужчины… Однако для доктора все выглядело именно так. Что это за парень? Какое он имеет право целовать его дочь на глазах у всех, да еще так долго? Да он просто хвастается своим трофеем, этот молодой самец! Однако никто кроме Тома не обращал на них внимания. Но это было еще не самое ужасное! Эмма обняла парня обеими руками. Она даже коснулась его задницы, и вовсе не случайно! Тома закрыл глаза, чтобы попытаться сохранить самообладание, и сделал несколько глубоких, медленных вдохов.

Когда он снова их открыл, парочка уже исчезла. Он бросился сквозь толпу как ужаленный в надежде догнать влюбленных. Мчась вперед на всех парах, он слишком поздно заметил, что они идут ему навстречу, и чуть с ними не столкнулся. Никогда еще он не был так близок к Эмме. Ему удалось избежать худшего, в панике метнувшись в сторону. Молодые люди были слишком заняты собой – смотрели друг другу в глаза, хватались за все части тела друг друга, которые попадались им под руку. Поэтому не обратили внимания на психа, который чуть не снес прилавок продавца очков. Тома пришел в себя и отправился следом за ними до ближайшего кинотеатра. Влюбленные купили два билета на американский боевик. Расплачивался парень.

Тома пропустил вперед три другие парочки, затем подошел к кассе и купил один билет.

В последний раз Тома был в кинотеатре больше двух лет назад, в Шринагаре, вместе со всем семейством Кишана на день рождения его жены Джаи. Он мало что понял из диалогов, но был впечатлен песнями и масштабными танцевальными номерами, рассказывающими об истории любви – под громкие комментарии сопереживающей публики. Отрицательных персонажей нещадно освистывали, а в конце, когда главный герой обнял свою прекрасную принцессу, с которой он мог наконец вступить в законный брак, все принялись аплодировать, заглушая последние реплики. Отцы, присутствовавшие в зале, наверняка вели бы себя более сдержанно, будь на месте главной героини их дочь, влюбившаяся в самодовольного красавчика вроде сидящего через три ряда, рядом с Эммой, парня, которого Тома беспрестанно сверлил взглядом.

Они устроились в самом центре зала, напротив экрана. Слов Тома разобрать не мог, но сам голос парня слышал отчетливо. Низкий, сексуальный. Чертовы гормоны. Он также различал голос Эммы, гораздо более мелодичный, чем во время бесед с подружками, прерываемый тихим смехом. Смысл их воркования был предельно ясен: а дай я тебя обниму за шею, а дай я тебя поглажу по волосам, ой, как смешно, что наши руки одновременно потянулись к стаканчику с попкорном… Словно две обезьянки.

Из демонстрируемого фильма Тома понял не намного больше, чем из того, что смотрел в Индии, поскольку не сводил глаз со своей дочери и ее возлюбленного. Они поцеловались тридцать восемь раз за сто две минуты кинопоказа. То есть делали они это почти каждые три минуты! Утихомирить их на какое-то время мог лишь ядерный взрыв или душераздирающее признание главных героев. Даже во время финальной сцены, когда главный герой со слезами на глазах (пусть и неубедительными!) смотрел на своего умирающего отца, они умудрились поцеловаться. А герой фильма, между прочим, остался без папы! Ничего святого!

К концу фильма Тома чувствовал себя вконец обессиленным из-за непрекращающихся взрывов на экране, поцелуев своей дочери в зрительном зале и собственных переживаний, разбередивших ему всю душу. Он чувствовал себя одновременно плохим отцом, извращенцем-вуайеристом и папашей, переживающим за свою маленькую принцессу. Ведь он тоже когда-то ходил в кино с Селин. И разумеется, целовал ее, но не так много, и уж точно не в ту минуту, когда отец главного героя умирал в жутких конвульсиях. И кроме того, доктор никогда не позволял себе посасывать чью-либо мочку уха. Те, кто снимает фильмы, хотя бы догадываются, чем занимаются люди, глядя на плоды их нелегких трудов?

Когда свет в зале зажегся, Тома испытал огромное облегчение. Наконец-то свобода. Он больше не мог смотреть, как люди умирают, пока его дочь целует этого юного наглеца. Интересно, все отцы до такой степени ненавидят дружков своих дочерей? Наверное, только в самом начале. По крайней мере, первого. И только если это серьезно.