Ван Хуай как-то не выдержал и спросил:
— Зачем Сяовэнь красит губы, если она просто делает массаж?
— А почему бы ей не красить губы? — вопросом на вопрос ответил Ван Чанчи.
Тогда Лю Шуанцзюй ехидно заметила:
— Хорошо, если она там только массаж делает.
— А что же ей там еще делать, как не массаж? — ответил Ван Чанчи.
Лю Шуанцзюй надеялась, что сын, что называется, ухватится за лозу и доберется до тыквы, но тот оставался непрошибаем. Мысленно напрягшись, она спросила:
— Ты правда ничего не понимаешь или делаешь вид?
— Я правда ничего не понимаю, — ответил Ван Чанчи.
Лю Шуанцзюй повернулась в сторону Ван Хуая. Тот прочистил горло и сказал:
— Если бы Сяовэнь просто делала массаж, она бы красила губы лишь один раз за вечер.
— Откуда ты знаешь, что она красит их не один раз? — спросил Ван Чанчи.
— У тебя совсем нет глаз? Иногда она уходит с красными губами, а приходит с фиолетовыми или уходит с фиолетовыми, а приходит с оранжевыми.
— Что же, она не может их подкрасить, когда захочет?
— Тогда как ты объяснишь вот это?
С этими словами Лю Шуанцзюй вытащила презерватив.
— Я нашла это у нее в сумке.
— Нас живет слишком много в одной комнате, если некоторые вещи она не будет носить с собой, то вряд ли мы будем чувствовать себя удобно, — заметил Ван Чанчи.
Ван Хуай хлопнул по поручням, он хотел что-то возразить, но промолчал. А Лю Шуанцзюй сказала:
— Вот оно что, выходит, я ее оговорила.
— Разумеется, — ответил Ван Чанчи. — Она вошла в нашу семью в самое сложное для нас время. Она и счастья-то практически не знала, испытывала одни лишь лишения, каково это? Если у иных девиц имеется специальный туалетный столик, то она, чтобы привести себя в порядок, каждый раз, крадучись, уходит в ванную. Чтобы не нарушить наш сон, она даже света не включает, моется на ощупь. Да еще и напор делает вполсилы, чтобы вода лилась не так шумно. Прикрываясь заботой о Дачжи, она могла бы и вовсе не работать, но нет, по ночам она ходит делать массаж. Сколько ног она перемяла, а вот ей такого удовольствия не доставили ни разу. И зачем она так себя истязает? Не ради ли нашей семьи? А что, собственно, ее с нами связывает? Если бы не Дачжи, то ничего серьезного бы и не связывало. Иногда я думаю и никак не могу понять, почему она все еще со мной? Почему еще не сбежала с каким-нибудь богачом?
Как-то раз поздней ночью они проснулись от того, что в дверь громко затарабанили. Ван Чанчи включил свет, открыл дверь и увидел на пороге Лао Сюя, который держал внизу мелочную лавку, а заодно предлагал телефонные услуги.
— Твоя жена, наверное, попала в беду, иначе бы не звонила так поздно, — сообщил Лао Сюй.
Ван Чанчи набросил рубашку и побежал вниз за Лао Сюем. Схватив трубку, он услышал плач Сяовэнь. Она объяснила, что ее задержала полиция, что в настоящий момент она находится под присмотром в холле спа-салона, что Ван Чанчи должен срочно принести пять тысяч юаней, чтобы заплатить штраф, и что деньги находились в клетчатой рубашке, которая лежала в ящике. Ван Чанчи застыл как вкопанный, словно ему нажали на какую-то акупунктурную точку. И хотя на другом конце провода уже повесили трубку, он продолжал стоять в той же позе, лишь накинутая на плечи рубашка, продолжая жить собственной жизнью, медленно соскользнула на землю. Лао Сюй подобрал ее и спросил:
— Ты это чего?
Только тогда Ван Чанчи очнулся, взял свою рубашку и побежал наверх. Открыв ящик, он нашел клетчатую рубаху, в кармане которой оказалось лишь две тысячи восемьсот юаней. Тогда он спросил, имеются ли деньги у Ван Хуая. Тот ответил:
— Если это жизненно важно, то есть немного, но если нет, даже забудь про это.
Ван Чанчи, ничего не ответив, снова и снова пересчитывать деньги, словно от этого их могло стать больше.
— Что, в конце концов, случилось? — спросил Ван Хуай. — Зачем понадобилась такая сумма?
Ван Чанчи, смутившись и сделав вид, что продолжает считать деньги, объяснил ситуацию. Тогда Ван Хуай уточнил:
— Ее застукали голой во время рейда?
Рука Ван Чанчи вдруг дрогнула, и несколько купюр упали на пол.
— Здесь можно договориться, — продолжал Ван Хуай, — не стоит выбрасывать такие деньги на ветер.
— Откуда ты знаешь, что можно договориться? — спросил Ван Чанчи.
— От Чжана Пятого. Когда его задержали в уездном центре, тоже потребовали пять тысяч штрафа. Он вывернул все карманы и показал, что у него при себе только тысяча, которую он выручил с продажи коровы. «Неужели вам будет недостаточно, — сказал он, — если я вам вот так с ходу возьму и отдам целую корову?» Полицейский сначала ничего не ответил, собираясь его арестовать. Тогда он стал плакаться, что на нем старая мать и маленький ребенок, мать слепая, ребенок инвалид, жена больна раком… В общем, проклял все три поколения своей семьи. Полицейский его спросил: «Раз у тебя в семье столько горя, как ты мог отправиться к проститутке?» А тот ответил: «У моей жены рак по женской части, я уже несколько лет не имел никаких постельных дел, просто хотел вспомнить молодость. Откуда вам, молодым, знать, что чем старше становишься, тем больше хочется тряхнуть стариной?» Тогда полицейский смягчился и, даже не взяв «коровы», отпустил его с миром. Раз уж Чжан Пятый, у которого и с деньгами, и со здоровьем все в порядке, смог вызвать к себе сочувствие, то неужели мы, действительно бедные и убогие, такого сочувствия не вызовем? Может, возьмешь с собой меня, пускай посмотрят на мое увечье, а я могу еще и сцену им устроить. Не верю, что после этого они не пойдут на уступки.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу