Дун Си - Переломленная судьба

— Если у тебя есть страховка на мебель, то ломай сколь ко угодно, — огрызнулся Хуан Куй.

Родители и Сяовэнь стали уговаривать Ван Чанчи успокоиться. Словно замешивая тесто, они понемногу довели его до податливой консистенции, и наконец все четверо понуро вернулись в больницу. Ван Хуай передал деньги Сяовэнь и попросил, чтобы она вместе с Лю Шуанцзюй отнесла их в бухгалтерию для оплаты больничных счетов. Ван Чанчи и Ван Хуай остались в палате наедине. Ван Чанчи сидел на кровати мрачнее тучи.

— Я уже перед ним сдался, что за штурм ты еще устроил? — спросил Ван Хуай.

— Но это противоречит всем нормам морали.

— Их не существует. С того дня, как я родился, мы уже проиграли, проиграли на самой линии старта.

— Если меня будут бить, а я еще и платить за это буду, то это, черт побери, все равно что стимуляция внутреннего спроса [8] Ироничная отсылка на проводимый в КНР в 1990-е годы курс по стимуляции внутреннего спроса. .

— Не все так плохо, — ответил Ван Хуай. — Нашлись добрые люди, которые дали нам деньги.

— Откуда эти деньги? — спросил Ван Чанчи.

— Сможешь сохранить это в тайне от Сяовэнь?

— Неужели кого-то ограбил?

— Эти деньги я накопил, каждый день выпрашивая милостыню.

Ван Чанчи вдруг изменился в лице и испуганно, точно пойманная на месте преступления проститутка, спросил:

— Ты попрошайничал?

— Мне давали одну лишь мелочь, поэтому, чтобы Сяовэнь ни о чем не догадалась, я пошел в банк и обменял деньги на крупные купюры.

— Тебе не кажется, что ты потерял лицо?

— Чтобы потерять лицо, нам следовало бы работать в высшем руководстве больницы. Ты знаешь, сколько они там зашибают?

Ван Чанчи стыдливо опустил голову.

— Это я вовлек вас во все это.

— Если кого и винить, так лучше вини своего деда, который в свое время почему-то не примазался к революции.

Вступив в свои права, осень сверху донизу раскрасила горы и долины в желто-красный цвет. На каждое дуновение ветра роща отвечала шуршанием обильного листопада. Купол неба поднялся, температура спала. Молочно-белыми струйками размеренно струился в высь дымок над крышами. Коровы, разбившись на группы по двое-трое, бродили по склону в поисках травы. На рисовом поле резвился черный скакун Чжана Пятого. Ван Дун вместе со своей женой сидели на крыше и обдирали кукурузу. Золотистые початки возвышались перед ними огромной кучей, доходящей до их подбородков. Перед окнами Чжан Сяньхуа, глухо хлопая и заворачиваясь от ветра, сушилась одежда. Воды в колодце хоть и убавилось, зато звук проточной воды в нем стал более завораживающим, словно кто-то играл на музыкальном инструменте. Огород Ван Хуая весь зарос бурьяном, а на огороде Второго дядюшки осталась лишь грядка с капустой, чьи кочаны, снаружи зеленые, а внутри белые, стояли, точно выточенные из нефрита. Все окна в доме Ван Хуая затянуло паутиной. Прямо на двери виднелась надпись: «Ван Хуай, куда ты сбежал?» Эти слова были написаны белым камнем, ветер, солнце и дождь оставили на ней свои следы, сделав почти незаметной. Судя по почерку, эту надпись сделал Гуан Шэн из соседней деревни.

Они вошли в ворота, вымели двор, накололи дров, наносили воды, развели огонь, перемыли посуду, высушили одеяла, забрали двух своих попросят, которых пристроили у Второго дядюшки, и жизнь их началась с новой страницы. На ветках сливы, что росла у дома, Ван Чанчи нашел несколько уже засохших плодов, он слазил наверх, сорвал их и дал попробовать Сяовэнь. Та, едва откусив, почувствовала кисло-сладкий, прямо как в той рекламе, «сказочный вкус».

Ван Хуай попросил деревенских выкроить для них один денек и организовал свадебное угощение на двадцать столов. Таким образом Ван Чанчи и Хэ Сяовэнь, можно сказать, скрепили свои отношения. В тот же вечер они вместе уселись на свое брачное ложе.

— Ты правда заберешь меня с собой в большой город? — спросила Сяовэнь.

— А если я скажу, что мы никуда не поедем?

— Тогда ты станешь обманщиком.

— Зачем ты вышла замуж за обманщика?

Какое-то время Сяовэнь не могла найтись с ответом. Она сидела на краешке кровати и прикрывала руками застежку на платье.

— Может статься, что, поселившись в этой комнатке для новобрачных, нам никуда ехать больше не захочется.

— Нет, не может.

— Ты не пробовала, откуда тебе знать?

Сяовэнь залилась краской. Ван Чанчи отстранил ее руки от пуговиц.

— Свадьба свершилась, все запреты улетучились, так что жалеть тебе уже поздно.