Борис Кригер - В Бездне

— Я считаю, что любовь, о которой ты говоришь, — это только половина любви. Я думаю, что любовь, о которой рассказывал Иисус, заключалась не только в том, чтобы позволить прокажённому поселиться в вашем доме, но и в том, чтобы очистить его кожу от проказы. Я думаю, если бы какой-нибудь священник сделал бы то же самое, что и ты, — открыл приют в своём доме — у него были бы такие же слёзы и разлад в семье. Потому что мы не святые. Мы грешники. Я думаю, что стиль жизни, который ты установил в своём доме, не только мешал твоему младшему сыну и жене; полагаю, это также наносило ущерб и твоей душе. Да, Бог послал тебе этих людей. Но ты звал их через газеты! Ты кричал буквально с крыши во все стороны, что двери твоего дома открыты. Да, Бог послал эту женщину с ребёнком в неоплаченном такси, за которое ты рассчитался, и из-за неё мама поссорилась с тобой. Но ты же когда-то помог ей, проститутке, вернуть ребёнка, не зная, кем она была.

— Я отвратил её от занятия проституцией.

— Поэтому она и не могла оплатить проезд! Ты спасал жизни. Да, ты многим помог. Но эти жизни спасены волей Бога. Не твоей волей. Мы не святые. И Бог будет показывать нам, что мы не святые, через людей, с которыми мы не справляемся, через стихийные бедствия; через Патрика, ставшего свидетелем тех ужасов, которых не должен видеть ребёнок.

— Ты думаешь, что дети, живущие в обычных семьях, никогда не сталкиваются с пьянством?

— Как наша мама, которая была нежной, терпеливой, милой женщиной, превращается в опустошённого человека и пробивает в ярости дыры в стенах! И будет становиться только хуже. Всё для одного урока: ты не святой!

— Я не считаю себя святым!

— Ты был молодым священником, который изучил всё по книгам.

— Я изучил Евангелие не только по книгам, но и на собственной шкуре!

— Твоя гордость ослепляет тебя и заставляет думать, что ты знаешь вещи лучше, чем Бог.

— А ты считаешь, что это не твоя гордыня заставляет тебя говорить с отцом так, будто ты митрополит, а я молодой священник?

— Разве Бог просил тебя приглашать регентшу ещё и второй раз, когда с первой не получилось?

— Правильно, ты заморочил первой регентше голову, а когда не удалось переспать с честной девушкой, унизил её и нашёл другую, более сговорчивую.

— Бог показывает, что тебе предстояло пройти долгий путь. Он показывает тебе это, когда ты теряешь семью.

— Я люблю свою семью и не понимаю, почему должен её терять!

— Вопрос не в том, как ты можешь любить незнакомцев больше на и не в том, почему ты выбираешь их, а не нас. Вопрос в другом: как ты любишь незнакомца, когда твоей любви не хватает даже на то, чтобы сохранить свою семью?

— Я вас люблю!

— Твоя жена не верит, что ты её любишь. Почему она должна в это верить? Потому что ты заводишь животных, когда ей хочется с ними возиться, и избавляешься от них, когда она устаёт? Она больше, чем просто женщина, которая нуждается в домашнем животном, чтобы было чем заняться. Она была твоим инструментом, твоей правой рукой.

— Ну и оставили бы меня в покое в моём приюте! Зачем надо было всё разрушать?

— Ты говоришь, что мы не выживем без тебя. Думаешь, ты выживешь без нас? Она любит тебя. И доказательство состоит в том, что она прошла с тобой через всё это. Проблема в том, что ты не умеешь любить. Потому что думаешь, что исцеляешь от проказы, а на самом деле заражаешь проказой себя и всю свою семью и притворяешься, что наш дом не прокажён.

— Твой пример с проказой неверный. Ты исходишь из того, что мы изначально были не прокажённые, потому что считаешь нас лучше тех, кто приходит к нам жить. Это не так. Они не могут нас заразить проказой, потому что у нас она уже есть. Разве мы не совершаем те же самые грехи, что и они? Или если наши грехи другие, разве это меняет дело? На протяжении веков все прокажённые собирались вместе, чтобы жить в лепрозории, так что в этом нет ничего плохого. Зря вы с мамой думаете, что эти люди грязные, а вы чистые, поэтому вы их избегаете, это неправильно. Потому что каждый, кто приходил к нашему порогу, был сам Христос. И, презирая и избегая их, вы избегали Христа.

— Я страдаю от тех же грехов, что и ты. Я — это ты. Я говорю, что люблю, но не чувствую этого в своём сердце. Моя гордость ослепляет меня. И когда это происходит, я не вижу, что же делаю неправильно. Самая опасная темница — та, о которой мы не подозреваем. Я знаю, что ты это знаешь. Я знаю, что мы говорили об этом раньше. У тебя такая же гордость, но по-другому. Ты не святой и никогда им не будешь!