Эдвард Сент-Обин - Патрик Мелроуз. Книга 1 [сборник]

— Примерно так же я отношусь к своей жуткой старушке-матери, — призналась Анна. — В годы депрессии, которая для некоторых так и не кончились, она подбирала бездомных кошек, кормила их, ухаживала за ними. В доме было полно кошек, и я, совсем маленькая, привязывалась к ним и играла с ними. Осенью моя безумная мать начинала бубнить: «Они не переживут зиму. Они не переживут зиму». Зиму кошки не переживали только потому, что она пропитывала полотенце эфиром, бросала его в старую стиралку, потом запихивала туда кошек, включала машину и топила бедняг. Наш сад превратился в кошачье кладбище, стоило вырыть ямку — показывался кошачий скелетик. Помню страшный скрежет, когда они царапались, пытаясь выбраться из стиралки. Еще помню, как мать засовывала кошек в стиралку, а я стояла у кухонного стола — в ту пору я была не выше кухонного стола — и умоляла: «Не надо, пожалуйста, не надо!» — «Они не переживут зиму!» — бухтела мать. Она была безумной мерзавкой, но, став старше, я поняла, что самое страшное наказание для нее — она сама, ничего другого мне сочинять не нужно.

— Неудивительно, что вы так нервничаете, когда английские провинциалы заводят разговор об истреблении животных. Наверное, в этом суть идентичности — вывести логику своего опыта и придерживаться ее. Как жаль, что с нами нет Виктора!

— Да-да, бедный Виктор! — кивнула Анна. — Хотя он ведь не рассматривал проблему идентичности с позиций психоанализа, — напомнила она Патрику, криво улыбаясь.

— Меня это всегда удивляло, — подтвердил Патрик. — По-моему, это похоже на настойчивые поиски сухопутного маршрута из Англии в Америку.

— Если ты философ, то увидишь сухопутный маршрут из Англии в Америку, — сказала Анна.

— Кстати, вы слышали, что у Джорджа Уотфорда сердечный приступ?

— Да. Мне очень жаль. Я помню, как встречалась с ним у твоих родителей.

— Это конец эпохи, — проговорил Патрик.

— И конец вечеринки, — добавила Анна. — Смотри, джаз-бэнд уезжает.

Когда Робин Паркер попросил «тет-а-тет в библиотеке», Сонни показалось, что он всю вечеринку провел за трудными разговорами в клятой комнате. Еще он почувствовал (и не смог не похвалить себя за прозорливость), что его подозрения оправдываются и Робин попробует выцыганить у него больше денег.

— Ну, в чем дело? — неприветливо начал Сонни, снова усаживаясь за стол в библиотеке.

— Это не Пуссен, — заявил Робин. — Я не хочу подтверждать его подлинность. Кто-то другой, включая экспертов, может подумать иначе, но я знаю, что это так. — Робин вздохнул. — Прошу вернуть мне документ, а я, разумеется, верну… гонорар, — сказал он, выкладывая на стол два пухлых конверта.

— Что вы болтаете?! — в замешательстве спросил Сонни.

— Я не болтаю, — парировал Робин. — Просто это несправедливо по отношению к Пуссену, — добавил он с неожиданным жаром.

— При чем тут Пуссен? — прогремел Сонни.

— Совершенно ни при чем, поэтому я попросил о разговоре.

— По-моему, вы хотите больше денег.

— Вы ошибаетесь, — сказал Робин. — Я хочу, чтобы часть моей жизни осталась нескомпрометированной. — Он протянул руку за сертификатом подлинности.

Взбешенный Сонни достал из кармана ключ, открыл верхний ящик стола и швырнул документ Робину. Тот поблагодарил его и вышел из библиотеки.

— Надоедливый человечишко! — пробормотал Сонни. Сегодня точно не его день. Он потерял и жену, и любовницу, и Пуссена. «Выше голову, парень!» — велел он себе, но не мог не признать, что твердой почвы под ногами не чувствовалось.

Вирджиния сидела возле салона на хлипком золотом стуле и с волнением ждала, когда ее дочь и внучка спустятся со второго этажа и вместе с ней отправятся в далекий путь. До Кента ехать и ехать, но Вирджиния прекрасно понимала желание Бриджит выбраться из плохой атмосферы Читли и посоветовала ей взять с собой Белинду. Вирджиния не скрывала от себя, хоть и чувствовала легкие угрызения совести, что ей нравится быть нужной, быть рядом с Бриджит, пусть даже ценой семейного кризиса дочери. Вирджиния уже взяла пальто и самое необходимое, а чемодан подождет, Бриджит сказала, что за ним можно послать позднее. Привлекать к себе внимание не хотелось, пальто уже выглядело достаточно подозрительно.

Гости разъезжались, поэтому Вирджинии хотелось выбраться из Читли, пока их не осталось слишком мало и Сонни не начал терроризировать жену. У Бриджит всегда нервы пошаливали, девочкой она многого боялась, например не хотела опускать голову под воду. Были и другие страхи, о которых ведомо только матери. Вот и сейчас, если Сонни заорет на нее, Бриджит может испугаться и потерять решимость. Только Вирджиния понимала: после истории с романом Сонни Бриджит нужно хорошо отдохнуть и поразмыслить. Она уже спросила у дочери, не хочет ли она занять свою комнату, — человеческий мозг совершенно непостижим, как любил говорить Родди, — но Бриджит разозлилась: «Честное слово, мама, я не знаю, давай решим это позднее». Впрочем, ту комнату лучше отдать Белинде, а Бриджит разместить в гостевой с отдельным санузлом. С тех пор как Вирджиния осталась одна, места хватало с избытком.