Эдвард Сент-Обин - Патрик Мелроуз. Книга 1 [сборник]

— А как звучат другие?

— Люди ненавидят тех, кого обидели. Люди презирают слабость и несчастье. А еще… О других подумаю за ужином.

— Я несчастье не презираю, — возразил Джонни. — У меня есть опасение, что несчастье прилипчиво, а тайной уверенности, что оно заслуженно, нет.

— Ты только посмотри на нее, — проговорил Патрик. — Расхаживает в клетке своего платья от Валентино, мечтая вырваться в естественную среду обитания.

— Успокойся, — осадил его Джонни. — Она наверняка фригидна.

— Если так, это даже к лучшему, — заявил Патрик. — Секса у меня не было так давно, что я не помню, как им занимаются. По-моему, там задействована далекая серая зона ниже подбородка.

— Она не серая.

— Вот видишь, я даже забыл, какая она. Однако порой мне хочется найти телу занятие, не связанное с болезнью или с пристрастием.

— Как насчет работы или романа?

— О работе меня спрашивать несправедливо, — упрекнул его Патрик. — А с романами у меня опыт такой: сперва ты радуешься, что кто-то залечит твое раненое сердце, а затем злишься потому, что кто-то сделать этого не может. На определенном этапе в процесс вмешивается экономия, и кинжалы с богатой инкрустацией, которые пронзали сердце, заменяются перочинными ножами со стремительно тупеющими лезвиями.

— Ты ждал, что Дебби залечит тебе сердечные раны?

— Разумеется, хотя мы перевязывали друг друга по очереди. Должен сказать, что ее хватало ненадолго. Я никого не виню — в основном, и вполне справедливо, я виню себя… — Патрик осекся. — Просто досадно проводить уйму времени, притираясь друг к другу, а потом понимать, что это время потрачено впустую.

— Ты предпочитаешь грусть горечи? — спросил Джонни.

— Да, в небольшой степени, — ответил Патрик. — Горечь появилась не сразу. Поначалу казалось, что я прозреваю только во время наших свиданий. Мне казалось, она — ходячий дурдом, и я ходячий дурдом, но я хотя бы знаю, чтó я за дурдом.

— Здорово! — отозвался Джонни.

— Да, — вздохнул Патрик. — Человек редко вовремя понимает, стоит ли свеч его упорство. Большинство людей жалеют либо о том, что потратили на человека слишком много времени, либо о том, что слишком быстро его потеряли. Я чувствую и то и другое по отношению к одному человеку.

— Поздравляю! — сказал Джонни.

Патрик поднял руки, словно пытаясь унять шквал аплодисментов.

— Но откуда у тебя сердечные раны? — спросил Джонни, изумленный откровенностью Патрика.

— Если повезет, женщины заглушают боль, — проговорил Патрик, игнорируя вопрос. — Ну, или ставят перед тобой зеркало, глядя в которое ты делаешь на себе неловкие надрезы, однако большинство занимается раздиранием старых ран. — Патрик глотнул своей минералки. — Слушай, я хочу кое-что тебе сказать.

— Джентльмены, ваш столик готов! — с пафосом объявил официант. — Прошу вас, пройдемте в обеденный зал.

Патрик и Джонни поднялись и проследовали за ним в зал, устланный коричневым ковром и украшенный портретами помещичьих жен в шляпках. На каждом столе мерцало по розовой свече.

Патрик ослабил галстук-бабочку и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Как ему поделиться с Джонни? Как ему хоть с кем-то поделиться? Но если не делиться ни с кем, он навсегда останется в одиночестве и в разладе с собой. Патрик понимал, что в высокой траве якобы неведомого будущего уже проложены рельсы страха и привычки. Но каждой клеточкой тела он вдруг воспротивился необходимости покориться судьбе, определенной прошлым, и безропотно скользить по рельсам, оплакивая все прочие дороги, которые предпочел бы избрать.

Но какие слова подобрать? Всю свою жизнь Патрик подбирал слова, чтобы отвлечь внимание от той глубинной непостижимости, от невыразимых чувств, которыми сейчас придется поделиться. Как не скатиться в шумную бестактность вроде хохота детей под окнами умирающего? Может, лучше поделиться с женщиной и утонуть в материнской заботе или сгореть от сексуального безумия? Да, да, да. Или с психиатром — с ним, считай, положено обсуждать подобное, хотя Патрику зачастую удавалось сопротивляться искушению. Или с матерью, эдакой миссис Джеллиби {134} 134 Миссис Джеллиби — героиня романа Ч. Диккенса «Холодный дом». , «телескопическому филантропу», которая спасала эфиопских сирот, пока собственные дочери страдали. И все же поделиться Патрику хотелось с некупленным свидетелем — без денег, без секса, без упрека, — просто с другим человеком. Может, стоит поделиться с официантом: его он, по крайней мере, больше не увидит.