Эдвард Сент-Обин - Патрик Мелроуз. Книга 1 [сборник]

Как ни странно, отредактировать воспоминания о похоронном бюро Патрик не пожелал. Образ, за годы сформировавшийся в сознании, нравился ему больше, чем факты, с которыми он столкнулся при недавнем визите. Случившемуся в том обманувшем надежды здании образ соответствовал куда лучше. Отказываться нельзя только от осмысления, от нити, на которую нанизываются пестрые бусины.

Даже непроизвольное воспоминание — лишь воскрешение старой истории, того, что когда-то было историей. Впечатления слишком мимолетные, чтобы считаться историями, не значат ничего. В тот же приезд в Нью-Йорк Патрик прошел мимо красно-белой вентиляционной трубы возле участка дорожных работ, изрыгающей пар в холодный воздух. В душе проснулась ностальгия, но смутная, связанная не то с образом из книги или фильма, не то из своей жизни. Во время той же прогулки Патрик заглянул в грязный отель, где когда-то останавливался, и обнаружил, что это уже не отель. Ме́ста, которое он вспоминал, уже не существовало, а Патрик видел не отремонтированное фойе, а итальянца с булавкой для галстука в виде ятагана, который обвинял его в том, что он склоняет свою подругу Наташу к проституции. Еще Патрик видел дикие обои с неровными красными полосами, напоминающими воспаленные сосуды в усталых глазах.

Оставалось лишь принять то, что пугающе большая часть воспоминаний — иллюзии, и надеяться, что иллюзии служат правде, скудно представленной исходными фактами.

Виллу в Лакосте, где Патрик провел бóльшую часть детства, от расширившегося унылого пригорода теперь отделяли только виноградники. Старую мебель продали, ненужный колодец засыпали и опечатали. Даже древесные лягушки, ярко-зеленые на фоне серой коры инжира, исчезли, отравленные или лишенные места размножения. Патрик стоял на потрескавшейся террасе, слушал рев нового шоссе и мысленно представлял зеленые рожицы, когда-то возникавшие на дымчатой гладкости известняковых скал, но лягушки упрямо прятались. С другой стороны, гекконы еще мелькали на потолке, под карнизом крыши, и дрожь безнаказанного насилия нарушала безмятежность каникул, как вибрация двигателя заставляет дрожать джин, налитый в стакан на дальней палубе. Воистину, некоторые вещи отличаются завидным постоянством.

Зазвонил телефон, и Патрик схватил трубку, радуясь, что его отвлекли. Это Джонни звонил сообщить, что приехал. Он предложил встретиться в баре в половине девятого. Патрик согласился и, вырвавшись из замкнутого круга своих мыслей, встал, чтобы закрыть кран в ванной.

Дэвид Уиндфолл, румяный после горячей ванны, втиснулся в черные брюки, обтянувшие ему бедра, как оболочка — сосиску. На лбу и над верхней губой то и дело появлялись капельки пота. Дэвид вытирал их, глядя на себя в зеркало. Больше всего он напоминал бегемота-гипертоника, но собой был вполне доволен.

Дэвид собирался на ужин с Синди Смит, звездой международного гламура и признанной секс-бомбой. Впрочем, Дэвид не робел: он ведь очаровательный, эрудированный и, самое главное, англичанин. Уиндфоллы стали влиятельной силой в Камбрии за несколько веков до того, как в природе появилась мисс Смит, — так подбадривал себя Дэвид, застегивая чересчур тесную рубашку на уже потной шее. Жена привыкла покупать ему рубашки с воротом семнадцать с половиной дюймов в надежде, что он похудеет. Разозлившись на мерзкий фокус, Дэвид решил, что жена заслужила и отсутствие на вечеринке, и болезнь, а если все сложится, то и измену.

Дэвид так и не сообщил миссис Боссингтон-Лейн, что не придет к ней на ужин. Задыхаясь в галстуке-бабочке, он решил, что разыщет ее на вечеринке и соврет, что у него сломалась машина. Только бы никто не разнюхал, что он ужинает в отеле. Надо припугнуть Синди нежелательными встречами, — может, тогда она и согласится поужинать у него в номере. Одышливые мысли оптимистично текли дальше.

Синди Смит занимала тот роскошный номер, что красовался на рекламной брошюре отеля. Администрация называла его люксом, но на деле это просто была довольно большая спальня без выгородки-гостиной. Старые английские дома такие неудобные! Читли Синди видела только с фасада и только на фотографии. Особняк казался огромным, но пусть уж в нем окажутся теплые полы и много уборных. В противном случае к черту амбициозный план стать богатой и независимой экс-графиней Грейвсенд.

План строился долгосрочный, на два-три года вперед. Красота блекнет, к религии Синди готова еще не была, поэтому деньги казались разумным компромиссом между косметикой и вечностью. Да и Сонни ей нравился, очень нравился. Он такой милый, конечно не на внешность — чего нет, того нет, — а по-старомодному, как аристократ, как герой кинофильма.