Ирвин Шоу - Рассказы из сборника «Отступление»

— Побойся Бога, Кэрол! У тебя совсем нет сердца! Неужели я похожу на человека, который состоит из долларов? Отвечай!

— Я всего-навсего хочу немного отдохнуть, — упрямо пробубнила в ответ прокурорская супруга. — Каких-то три недели. Я больше не в силах выносит здешнюю жару. Если мне придется остаться здесь ещё хотя бы на неделю, я просто лягу и умру. Неужели ты хочешь, чтоб я легла и умерла? Тебе мало того, что ты заставил меня жить в этом оазисе. Теперь хочешь, чтобы я в нем закончила свои дни. — Она заплакала, покачивая головкой с прекрасно ухоженными светлыми волосами.

— Ну, хорошо, Кэрол, хорошо, — сказал прокурор. — Поезжай. Ступай домой и начинай паковаться. Перестань плакать. Ради всего святого умоляю перестань плакать!

Кэрол подняла голову, поцеловала окружного прокурора и вышла из кабинета. Проходя мимо Макомбера, она все ещё смахивала слезинки с кончика носа. Прокурор тоже вышел из кабинета, провел супругу через всю приемную и распахнул перед ней дверь. На пороге она поцеловала его ещё раз и вышла в коридор. Окружной прокурор закрыл дверь и, устало опершись на неё спиной, и ни к кому не обращаясь сказал:

— Она хочет уехать в Висконсин. У неё там есть знакомые и там множество озер. — Затем прокурор взглянул на Макомбера и спросил: — Что вам надо?

Макомбер рассказал ему о Брисбейне и Лос-Анджелесе, о средствах, которыми располагает шериф и о том, что по этому поводу думает казначей. Окружной прокурор присел на стоящую у стены скамью и слушал помощника шерифа, низко опустив голову.

— Что же вы хотите от меня? — спросил он, когда Макомбер закончил повествование.

— Этот Брисбейн, должен сесть за решетку на пятнадцать лет. Если мы доставим его сюда, у судей на этот счет не возникнет никаких сомнений. Он полностью изобличен. И обойдется это нам, в конце концов, не больше чем в девяносто долларов… Если бы вы сказали свое слово… Выразили бы протест…

Окружной прокурор сидел на скамье, низко склонив голову. Его руки расслабленно болтались между колен.

— Все готовы тратить деньги ради того, чтобы выбраться из Гатлина. Хотя бы на время и куда угодно. Знаете, во сколько обойдется моей жене трехнедельное путешествие в Висконсин? В три сотни долларов. Боже мой!

— Но то, о чем говорим мы — совсем другое дело, — мягко, но убедительно произнес Макомбер. — Оно благоприятно отразится на вашей карьере. Вы, окружной прокурор, добьетесь осуждения преступника!

— С моей карьерой и без этого всё в порядке, — сказал, поднимаясь со скамьи, прокурор. — По этому делу я уже добился одного обвинительного приговора. Может быть вы хотите, чтобы я всю оставшуюся жизнь провел в суде, выступая о краже тряпья, ценой девять долларов?

— Вам стоит сказать всего лишь несколько слов казначею… — не сдавался Макомбер, следуя в кильватер за направляющимся в свой кабинет прокурором.

— Если окружной казначей хочет экономить средства, — сказал прокурор, — то я во всеуслышанье готов заявить: «Это — тот человек, который нам нужен». Кто-то должен экономить деньги. У нас так много важных дел, а мы тратим все средства на субсидии железным дорогам…

— Мы создаем плохой прецедент. Человек, вина которого… — сказал Макомбер, и слова эти прозвучали несколько громче, чем ему того хотелось.

— Оставьте меня в покое, — оборвал его окружной прокурор. — Я очень устал, — бросил он, вошел в кабинет и плотно закрыл за собой дверь.

— Сукин ты сын. Мерзавец, — негромко произнес Макомбер, обращаясь к крашенной под дуб двери, и отправился в мраморный зал. Его рот пересох, а язык стал похож не наждачную бумагу. Склонившись над фонтанчиком со сверкающей фаянсовой чашей, поставленным заботливой администрацией штата, он выпил немного воды.

Оказавшись на улице, он, едва волоча ноги, двинулся по раскаленному тротуару. Брюхо причиняло ему неудобство, выпирая над узким поясом брюк. Вспомнив кулинарное искусство своей супруги, Макомбер рыгнул. В Голливуде он займет столик в ресторане, где питаются звезды — не имеет значения, сколько это будет стоить. Он закажет себе легкие французские блюда, которые подают под серебряными крышками, и станет запивать их охлажденным, только что со льда вином. И всего девяносто вшивых долларов… Он напряженно думал, заливаясь потом и старясь держаться в тени маркиз над витринами магазинов.

— Будь все проклято! Будь все проклято! — бормотал он себе под нос, не зная, куда двинуться дальше. Он боялся, что может проторчать до конца дней в городе Гатлтн, штат Нью-Мексико, так и не получив другого шанса, хоть не на долго, подышать воздухом радости и свободы… От напряженной работы мысли у третьего помощника шерифа начали ныть глазные яблоки. Но тут его вдруг осенило, и он, выскочив из тени маркизы, направил свои стопы в редакцию «Геральд» — единственной, издаваемой в городе газеты.