Ирвин Шоу - Рассказы из сборника «Отступление»

— Не уходите. Садитесь. У меня ещё есть немного времени. — Немец ещё раз посмотрел в сторону своих людей и продолжил: — Ничего не случится, если мы прибудем в Германию на час позже. Если прибудем вообще. Расскажите-ка мне лучше о французах. Во Франции мы вели себя вовсе не плохо. Тем не менее, я чувствую, что французы нас ненавидят. Они нас ненавидят — по крайней мере, большинство из них, — не меньше, чем русские…

— Да, это так, — сказал Сегал.

Фантастика! — изумился майор. — Ведь по отношению к вам мы вели себя предельно корректно. С учетом требований военного времени, естественно.

— Это вы так считаете. Как ни удивительно, но вы действительно в это верите. — Сегал начал забывать, где находится и с кем говорит. Все существо его звало к спору.

— Конечно, я в это верю.

— А как быть с теми французами, которых расстреляли?

— Армия не имеет к этому никакого отношения. СС, Гестапо…

— Как много раз я слышал эти слова! — резко бросил Сегал. — Так же, как и все убитые евреи.

— Армия об этом ничего не знала, — упрямо стоял на своем майор. Лично я ни разу не поднял руку на еврея ни в Германии, ни в Польше, ни здесь, во Франции. Я не сделал им ничего плохого. Настало время, когда необходимо каждого судить по его делам…

— Почему это вдруг стало так необходимо? — спросил Сегал.

— Будем смотреть в глаза фактам, — майор огляделся по сторонам и, неожиданно понизив голос, продолжил: — Вероятно, нас все-таки побили…

— Вероятно, да, — улыбнулся Сегал. — Это можно допустить с не меньшей долей уверенности, чем заявление о том, что солнце взойдет завтра около шести утра.

— Победители станут жаждать мести, и вы это назовете торжеством справедливости. Армия вела себя цивилизованно, и это должно остаться в памяти.

— Мне не доводилось встречать гестаповцев в Париже, пока туда не пришла германская армия…

— Да, я совсем забыл, — прервал его майор. — Ваше мнение не типично. Вы — еврей и настроены несколько резче, хотя, как мне удалось заметить, вы сумели совсем неплохо прожить все эти годы.

— Я прожил их прекрасно, — ответил Сегал. — Я все ещё жив. Правда, оба моих брата погибли, сестра вкалывает на принудительных работах в Польше, а моих соплеменников в Европе почти не осталось. Я же остался жив, так как оказался очень умным человеком.

Сегал извлек из кармана бумажник и показал его майору. Звезда Давида была уложена в нем таким образом, что выхватить её можно было за доли секунды. Рядом со звездой находилась желтая картонка с иголкой. В иглу уже была продета нитка.

— В трудные моменты и всегда имел возможность взять звезду и пришить её себе на одежду, — сказал Сегал. — Для того, чтобы её закрепить, требуется ровно шесть стежков. — Когда он закрывал и возвращал в карман бумажник, его рука дрожала. — Представьте, майор, что четыре года, четыре долгих года вам каждую секунду приходится молить Господа о том, чтобы он подарил вам полминуты, и вы успели бы пришить звезду, прежде чем они начнут проверять ваши документы. Да, я прожил это время прекрасно. Мне всегда удавалось выкроить искомые тридцать секунд. И знаете, какое место, будучи очень умным евреем, я выбрал для сна? Женскую тюрьму! Поэтому, когда Гестапо являлось в мой дом, чтобы меня арестовать, я пребывал в комфорте в запертой камере рядом со шлюхами и магазинными воровками. Это можно было устроить потому, что моя жена католичка и работает медицинской сестрой в тюрьме. Видите, как хорошо я сумел устроиться? Правда, в конце концов, моя супруга решила, что с неё достаточно. Я её не осуждаю — такую жизнь женщине выдержать трудно. Это может тянуться год, от силы два, но, когда благотворительность становится утомительной, таскать подобный жернов на шее уже не хочется. Поэтому она решила со мной развестись. Для христиан эта процедура во Франции с последнего времени очень упрощена. Вам достаточно явиться в суд и заявить: «Мой муж — еврей». Больше для расторжения брака ничего не требуется. У нас с ней трое детей, но с тех пор я их не видел. Вот так. Кроме того, существуют пропагандистские агентства, к которым добрая немецкая армия никакого отношения, разумеется, тоже не имеет. Французы ненавидят немцев, но за эти четыре года их так накормили ложью, что они, как мне кажется, уже никогда не избавятся от предвзятого отношения к евреям. У немцев масса достижений в разных областях, и это ещё одно из них…

— У меня создается впечатление, что вы оцениваете события слишком пессимистично, — сказал майор. — Люди со временем меняются. Мир вернется к норме, и все устанут от ненависти и крови…