Сергей Лойко - Рейс

Алехин положил себе на колени сумку от лэптопа, с которой пришел. Компьютера в ней не было. Но была тонкая папка, которую он достал, открыл и положил перед Книжником.

— Что это? — Книжник снова надел очки. Взял верхнюю страницу в руки и сразу выпустил ее. Снял очки. Отвернулся. Высморкался еще раз.

— Это ваши деньги, Евгений Тимофеич. Номерные счета в четырех странах. Шифры, коды, пароли. Там, конечно, не столько, сколько было — пришлось немножко потратиться. Но все-таки прилично осталось.

— Ты зачем вернулся, Сережа? — спросил Книжник, положив очки на бумаги с колонками цифр, разлетевшиеся по столику. — Чего тебе надо?

— Мне нужна ваша помощь, Евгений Тимофеич. Одному мне не справиться.

Большая ежегодная пресс-конференция президента Пухова начиналась ровно в полдень. Задолго до события стало известно, что местом ее проведения вновь, как и в предыдущие четыре года, будет конференц-зал Центра международной торговли на Краснопресненской набережной.

В это утро Прохорову как-то особенно не вставалось. Он словно нутром чувствовал, что надо во что бы то ни стало проспать и никуда не ехать. В ЦМТ необходимо было оказаться не позже девяти утра, чтобы вместе с сотнями других журналистов пройти проверку службы безопасности, которая была почище шмона перед рейсом «Аэрофлота» Москва — Нью-Йорк. Но перед этим нужно было доехать с дачи до дома и там переодеться в парадный костюм. Костюм, кстати, можно было захватить с собой на дачу. Но он забыл. Документы, аккредитацию, камеры, зарядки — все взял, а штаны с галстуком забыл. Теперь, чтобы миновать пробки и оказаться дома хотя бы в полвосьмого, следует выехать с дачи не позже половины шестого. Значит, надо ставить будильник на пять. Он так и сделал. В обоих телефонах.

Вставать в пять утра зимой, в декабре… Ужас. Да и какое там утро, когда кругом непролазная ночь? Как тут встанешь, да еще с похмелья… Не стоило ехать на дачу. Но так хотелось покататься на лыжах после очередной командировки на войну. Немножко встряхнуться и прийти в себя.

А накануне все складывалось так удачно: небольшой морозец, солнышко… У Сергея Прохорова, директора московского бюро «Лос-Анджелес геральд», рядом с дачей была своя накатанная лыжня — в лесу, который начинался прямо через дом, за канавой с мостиком. Пробежал по ней пять километров. Даже не пробежал, а пролетел. Лыжи сами его несли — не остановить. Успевай только палками отталкиваться на поворотах и некрутых подъемах и спусках. В поле за лесом, на открытом месте, ветерок обжигал лицо, а в лесу — тишь да благодать. Пока катался, Сухроб, работник-таджик, топил сауну. К возвращению было натоплено аж до девяноста градусов. Топили только дубовыми дровами. Для аромата. Да и в самой сауне по стенам висели дубовые, березовые и можжевеловые веники. На полках под полатями стояли плетеные корзиночки с сухими травяными смесями из душицы, тимьяна, шалфея, медуницы и аира болотного. Не только сауна — весь дом наполнился ароматом трав. Даже пушистый черный кот по имени Эл Би (Лорд Байрон) валялся в кресле, раскинув лапы, не ныл и не просил есть. Просто лениво наслаждался разливающимся по всему дому душистым теплом.

Вернувшись с лыжной прогулки, краснолицый и разгоряченный Прохоров, не раздеваясь, выпил бокал своего любимого ледяного «Кир Рояля». Потом еще один. Когда, наконец, снял лыжную форму и ботинки, бутылка была пуста. Сухроб вскипятил воду, заварил чай и ушел к себе во флигель курить свою травку и вспоминать жену и детей в горном ауле на Памире, где он не был уже больше года.

Последнее время Прохоров, если не в командировках, почти постоянно жил на даче рядом с городком Истра под Москвой и в столицу наведывался урывками. Только по работе. Со своей второй женой Сергей развелся четыре года назад и с тех пор жил один. Если не считать двух таджиков — «челяди», как он их про себя называл. Готовить ему приходила Нина, дородная, румяная вдовица лет сорока из соседней деревни, которая иногда оставалась ночевать. Детей у Сергея было двое, оба от первого брака, но они с их мамой жили в Германии. В сорок четыре года эстету и сибариту Прохорову больше не хотелось обзаводиться семьей, выслушивать указания, нотации, упреки в том, что он плохой и неверный муж, невнимательный и безразличный отец, эгоист, лентяй и бабник.

Прохоров был душой компаний. Когда хотел, умел быть обаятельным, по-актерски рассказывал анекдоты, играл на гитаре, сносно пел романсы, подражая Валерию Агафонову. Его любили. Мужики — за то, что он был щедрым, веселым, компанейским. Девушки и женщины — понятно за что. Последним его увлечением был краткий роман с Джейн Эшли, который так ничем и не завершился. Они были слишком разными. Но для нее до недавнего времени он так и оставался единственным мужчиной, в котором она видела именно мужчину, а не только коллегу-журналиста. Он же был рад, что вовремя расстался с этой эмансипированной сукой и истеричкой. Коллеги по профессии ему откровенно завидовали. В их среде почти все знали, что его, непонятно за что, ценит и привечает сам президент Пухов. Ни для кого из них не было секретом, что Пухов всегда выделял Прохорова среди других и, как правило, разрешал ему задавать нелицеприятные вопросы.