Елена Попова: Егоша и маленькие, маленькие бабочки…

После того, как они с матерью выбрались из туннеля, ему все-таки стало немного легче. Но сны продолжали его преследовать.

Был сон — он вел мать, совсем уже старушку, по проходу в пустом допотопном автобусе, автобус бросало и трясло, как бывает на плохой проселочной дороге. Егоша крепко держал мать, чтобы она не упала, и вел ее к выходу.

Какое-то время сны ему не снились. Наконец приснилась огромная палата, полная света и воздуха, и он точно знал, что там должна быть мать, и рвался к ней, но какая-то женщина в белом халате его туда не пускала.

— С ней все в порядке, — говорила ему женщина. — Не беспокойтесь.

На сороковой день Егоша, один и даже без цветов, отправился в колумбарий и долго стоял перед нишей, в которой была захоронена материнская урна. Он захватил с собой маленькую бутылочку водки, но хоть и замерз, пить не стал. С медальона на него смотрела молодая мать, и смотрела какими-то очень живыми, не потусторонними глазами. Вдруг горячая, но не обжигающая, сильная волна окатила Егошу, окатила и ушла. И ему сделалось легче.

Жизнь стала возвращаться к привычному, сны больше не мучали, но Егоша все был неразговорчив, и какая-то худоба в лице еще оставалась.

Как-то он проснулся среди ночи. Не после тяжелого сна, а просто проснулся. Была ранняя весна, но мороз уже оступил, из чуть приоткрытой форточки через узкую щель пробивался свежий воздух и чуть касался лица. С минуту Егоша лежал неподвижно, движение воздуха его раздражало и отвлекало, мешая спать, он решил встать и закрыть форточку. И только собрался выбраться из-под одеяла, как заметил у окна какую-то фигуру. Это был мужчина довольно высокого роста — вот, пожалуй, и все. Лица и каких-то других подробностей разглядеть было нельзя. Тело Егоши как-то странно отяжелело, одеяло давило на грудь, но страха он не чувствовал.

— Собирайся, малыш! — сказал мужчина.

И Егоша, откинув тяжелое, как из свинца, одеяло, стал медленно одеваться.

— Не тормози, — сказал мужчина и пошел из квартиры.

Он двигался бесшумно, и Егоша шел за ним, осторожно ступая, чтобы никого не разбудить. В прихожей он замешкался.

— Что ты там застрял? — спросил мужчина.

— Переобуваюсь, — сказал Егоша.

— Необязательно. А вообще, как хочешь.

На улице было ветрено. Горел фонарь у подъезда. Тут только Егоша немного разглядел этого человека — в старом костюме Егоши — Егоша не носил его много лет, а так как был он намного выше — и пиджак, и брюки были коротковаты. Шея и нижняя часть лица обмотаны Егошиным старым шарфом.

— Вы не замерзнете? — спросил Егоша. Он-то успел накинуть пальто.

— Это недолго, не беспокойся, — ответил мужчина.

Тут прямо к подъезду подъехал автобус. Двери бесшумно открылись. Они вошли, автобус тут же тронулся. Это был тот самый допотопный автобус, который Егоша видел во сне. За мутным окном все что-то мелькало, но разглядеть что, он не мог.

Они вышли у невероятно высокого, длинного здания — непонятно было, где оно начиналось и где заканчивалось, уходя извилистой змеей в разные стороны.

— Запомни свой номер, три миллиарда первый, — сказал незнакомец и куда-то исчез.

О. Какое это здание! Егоша не видел такого ни в кино, ни на картинках — бесконечно уходящее вверх, безгранично раскинувшееся и в одну, и в другую сторону. Бесстрастное в своем величии и в то же время готовое навеки поглотить вошедшего. Плавно скользнули, раздвинулись двери, ведущие внутрь.

Егоша вошел в огромный вестибюль, далеко, в противоположном конце виднелась лестница, по бокам светилось множество лифтов. Вестибюль был полон людей. Они выходили из лифтов, заходили в другие лифты или озабоченно неслись к лестнице. Все в темных костюмах клерков, с черными прилизанными волосами, ясноглазые, они напоминали Егоше суетливых, молчаливых птиц, этаких лишенных голоса галок. Егоша как вкопанный стоял посреди вестибюля, а молчаливые клерки все проносились и проносились мимо него, не задевая, оставляя после себя только потревоженный воздух, легкий свист ветра. Наконец один остановился с ним рядом, посмотрел холодно и ясноглазо и спросил:

— Вам куда?

— Я не знаю, — сказал Егоша. — Я — номер три миллиарда первый.

— Это на семнадцатый этаж. Воспользуйтесь лифтом.

Егоша покорно встал в очередь к одному из лифтов. Очередь быстро рассосалась, и в лифт, в эту зеркально-сияющую клетку, он вошел один. Бесконечной шеренгой шли вверх горящие цифры. Он нажал на семнадцать. Лифт взмыл незаметно и тут же остановился, двери раскрылись. Егоша вышел в коридор, по которому и тут, то вперед то назад, носились клерки. Все — возможно, из-за одинаковых костюмов и темных прилизанных волос — на одно лицо. Егоша пошел по коридору осторожно, стараясь никого не задеть, впрочем, это было необязательно, клерки, несмотря на свой бег, сами никого не задевали, и только легкий вздох воздуха говорил о том, что кто-то промчался мимо. Егоша долго шел по этому коридору, пока один из клерков не остановился рядом и не спросил: