Семен Лившин - Поговорим о странностях любви

Уснула.

Сразу, как Максимка.

Тихонько сопит, от дыхания в песке маленькая ямка, края обваливаются и снова нарастают. Может, вся пустыня вокруг началась с того, что уставшая от своей гордости, невозму… незави… непоня… какая разница — женщина легла спать на вечереющем песке, закрывшись от позднего солнца прядями черных и густых, пытающихся отрасти волос, которые торчат пучками после неосмотрительного купанья в соленом Дарьялыке, дыхание уходит в песок и рождает крошечные барханчики, может, на дне каждого копошится такая же бестолковая жизнь, как наша, и в ней упрямая, спящая на остывающем песке…

Что ей снится? Во всяком случае, не я. А уж как старался! И чем больше, тем все хуже. Как говорила моя бывшая теща: «Олежка, ты прелесть, но тебя так много!..» Вот с кем было легко. И почему я женился не на ней? Ну, а что меня много, так я и сам знаю. Но что с того? Как ни старался, оно прет, лезет, выпрыгивает, разбегайся кто может! Ты считала, что это от моей старой компании: турпоходы, капустники, «здорово, старик», «ребятки, я в порядке», весь вечер на манеже Олег Батыгин. Черт его знает. Но во мне — даже после семи лет нашей так называемой совместной жизни — сидел страх: перестань я хоть на минутку чудить, ты тотчас захандришь и сбежишь к своей Лорке, к своей Лидке, к своей Ирке, и мы с Макой останемся вдвоем, пара лопухов, у одного вместо мыслей мечты, у другого — воспоминания. Стыдно, но я даже его люблю наполовину за то, что он твой сын. Странное дело: когда тебя нет, мне хуже, но спокойнее. «Живу в твоем отсутствии, как в доме», сказал поэт (какой) и попал в самую точку. Так вот, живу в твоем отсутствии, как в доме, есть в этом доме два окна зеленых, два глаза, но глядят куда-то мимо, хотя в упор, но постоянно мимо, а оторваться все равно нет сил; есть лестница, по ней все дальше, тише бегут шаги, стоп, остановка, посмотрелась в дверь (стекло полуразбито, двух Америк отчетливые силуэты в дырах), поправила очки, берет надела, и, показав себе язык, — на волю!

Извини. Видно, очередная стадия. «А если это любовь?» — спрашивает нас школьница Маша Ш. из города Москва Московской области. А если нет? Вдруг это чисто функциональная зависимость, вроде я часть тебя, но часть совсем неважнецкая, временная, как аппендикс или молочный зуб? Надоест, его раз, и выдернут. Как бы для общей (и его в том числе) пользы. Зато на людях о нем говорят только хорошее. Лицемерие? Упаси боже. До этого не снисходят. Гордость? Жалость? Скорее всего жалость. Новый социальный феномен: «женщина-рыцарь». Спешите видеть! Единственная в мире смешанная группа придурков! В общем, дорогая Маша Ш., если тебе захочется узнать об ощущениях выдернутого молочного зуба, милости просим к нам в Дэв-Кэскен. Мы с зарезавшимся дьяволом будем очень рады вам всем. И, пожалуйста, не переживай, Машутка: он и она по-прежнему остались большими друзьями. Такими большими, что уже оба не помещались в одном городе, и старший инженер О. А. Батыгин, гордость «Химмаша», надёжа месткома и опора всея художественная самодеятельность, завербовался к археологам — в лучших традициях рубрики «Ровесник-романтик». Для ровесника я, правда, несколько староват, а для романтика у меня слишком хороший аппетит. Но ах, до чего же соблазнительно все бросить, уехать, забыть, вернуться выгоревшим, медлительным, спокойным!..

Если в школе нас не обманывали насчет закона сохранения материи, то общая сумма неприятностей в пределах замкнутой системы остается постоянной. Значит, мой приезд сюда должен вызвать отъезд в наши края какого-то здешнего неудахи. Пахать ему вместо меня на «Химмаше», влюбиться тебе в него, а ему вздыхать по смуглоликой девушке с восемнадцатью косичками, чей стан стройнее минарета Калян (построен в тыща двести каком-то году). Выходит, мне надо здесь каракумствовать, пока общий баланс наших с ним злоключений не выравняется и с наших берегов не занесет в Дэв-Кэскен какого-нибудь счастливчика, а меня не вытеснит домой? Но, может, этот счастливчик — я! Не каждому же наворачивать счастье столовой ложкой. Вдруг оно в том и состоит, что его всегда мало — да разве же мало! В конце концов, иногда у меня есть ты, есть воскресенье с Макой, руки-ноги в порядке, какого же еще?!

Ветер тихонько посвистывал в саксауле. Робкий сквозной звук вселял какую-то надежду. На что? Какая разница. Главное, она есть.

Я представил, как она пугливо вселилась, прикнопила на сырой еще стенке свой бедный коврик с цветами, провисшую раскладушку поставила на всякий случай поближе к дверям: вдруг что? И только, осмелев, собиралась почаевничать с баранками и снять платок… и вспомнил, как ты сидишь, окаменев, на кухне и Мака тщетно старается растормошить тебя, и оттого, что он так похож на меня, ты немножко, сама себе не признаваясь, думаешь обо мне или могла бы думать, а значит, мы все-таки вместе, и каждый может хоть минуту побыть в тени другого, вот на что и созданы разлука, война и смерть.