Валентин Богданов - Раздумья в сумерках жизни

– Ну вот что, Ксения! – тяжело и грубовато заговорил он и низко опустил голову над столом, сразу видно, избегал встречаться с ней взглядом. Затем облизнул пересохшие губы, продолжил:

– Я от тебя ухожу, и навсегда. Прошу тебя, только без истерик и разных там сцен. Ты умная и меня поймёшь, всё поймёшь!

– Ка-ак? Ка-ак, уходи-ишь?! – не веря, в отчаянии вскричала она охрипшим голосом, тяжело поднялась со стула и мелкими шажками направилась к нему.

Он тоже встал, вытянул руки перед собой, будто не хотел подпускать её, и, сморщившись, решительно сказал:

– Только без этого самого, пойми, что поступать так сейчас не надо! Глупо! И не смей этого делать!

Она послушно остановилась, не сводя с него широко раскрытых глаз, заплывших слезами, и бессильно опустилась на ближний стул. Её коленки мелко дрожали, и она еле держалась на ногах.

– А своих детей ты кому доверяешь воспитывать? – срывающимся, слёзным голосом спросила она мужа, который безответно и решительно прошёл мимо, стараясь не коснуться её, и она слепыми от слёз глазами, лишь успела посмотреть ему вслед и тут же услышала, как громко хлопнула за ним входная дверь.

Буквально ошарашенная всем происшедшим, за какие-то считанные минуты Ксения ещё не верила, да и не могла поверить, что всё случилось на самом деле, машинально подбежала к окну, с трудом растворила его настежь и, сколько было силы, крикнула с третьего этажа туда, вниз, где обычно стояла его машина:

– Ром-аан! Ро-ома-а!!!

Но его машины во дворе их дома уже не было. Умчался.

Потом она долго ходила по квартире, обдумывая услышанное. Но её мысли так путались, а сердце бешено колотилось, словно хотело вырваться из груди, что ни до чего умного она не додумалась, лишь машинально зашла в спальню, с тоской и ужасом посмотрела на их супружескую кровать, обессилев, на неё упала и разрыдалась. Плакать долго не пришлось, сил не было, да и дверной звонок загремел, призывая впустить посетителя. Это домработница, Эльвира Андреевна, пришла с Машенькой из магазина, куда уходили за продуктами, как раз перед приездом мужа, к счастью.

На тумбочке в прихожей Ксения увидела незапечатанный конверт, надписанный рукой мужа, адресованный ей. Тут же бегло прочитала. Писал, что квартиру и гараж оставляет ей и детям, которым будет регулярно платить алименты и помогать во всём, в чём возникнет нужда. Объясниться с сыновьями постарается по телефону и общаться с ними будет по мере необходимости. Просил его простить за этот поступок и ничем ему в будущем не досаждать, потому что это совершенно бессмысленно. А в конце записки – одно слово, размашисто и убийственно: «Прощай».

Только сейчас, с обречённой и пронзительной ясностью, Ксения поняла, что потеряла своего мужа навсегда, поскольку хорошо знала его решительный и отчаянный характер, он был способен на подобные поступки и отступать ни при каких обстоятельствах не будет. И ещё поняла, что это его решение – как самый суровый приговор для неё, не подлежащий обжалованию ни в каких инстанциях. С ним надо смириться и научиться жить в новых обстоятельствах, очень даже непростых для неё. Да, только после того, как прочитала записку, она полностью осознала весь ужас происшедшего, но вместе с тем обрела какое-то ледяное спокойствие и безразличие к своему горю, так нечаянно на неё свалившемуся.

Сыновья пришли домой довольно поздно, но какие-то понурые, с измождёнными лицами, и виновато, опустив головы, молча стояли в прихожей, будто зашли в чужую квартиру. Увидев их в таком виде, Ксюша мигом метнулась к сыновьям, обняла обоих и начала целовать их в лица, головы, не скрывая слёз. Они доверчиво к ней прильнули и лишь сдержанно всхлипывали. Видимо, раньше наплакались. Оказалось, ещё утром, когда она отводила Машеньку в садик, им по телефону позвонила из другого города тётя Аня, родная сестра их отца и сообщила неприятную новость. Поэтому они и ушли из дома пораньше, а пришли поздно, чтобы самим не говорить об этом маме, не хотели её расстраивать и вместе плакать, а надеялись, что ей тоже позвонят и сообщат эту горькую весть без них. Так они, обнявшись, и прошли в кухню, сели к столу, за которым отец несколько часов назад вынес им беспощадный приговор, и молча пили чай, лишь изредка вытирая слёзы.

Эта первая ночь в новом для неё качестве стала самой незабываемой в её жизни. К её изумлению, Машенька, ничего не зная о случившемся, наотрез отказалась спать в своей спальне и перебралась к матери, против чего она возражать не стала. Уснуть в эту беспокойную ночь Ксении почти не удалось, хотя с отчаяния даже снотворного приняла. Однако от его воздействия немного успокоилась и наметила некоторые планы, имеющие первостепенное значение на ближайшее время.