Анри Труайя - Рассказы

— Я готов, Пиге, можно начинать.

Жан Пиге взял свои записи.

— Сколько страниц? — осведомился господин Цитрин.

— Восемь с половиной.

— Интересно?

— Очень. Особенно конец дня, когда вы…

— Нет! Не говорите, какой будет конец! Читайте по порядку.

Жан Пиге откашлялся, чтобы прочистить горло. Господин Цитрин кашлянул тоже, как озорник-школяр. Он наслаждался во всю и решил как обычно прикинуться удивленным, когда юноша заговорит о кино: «Я? Был в «Люксоре»? После обеда? В два часа? Ах! Да, возможно…» Некоторые шутки никогда не надоедают.

— Слушаю вас, — сказал он.

— Четырнадцатое мая. Вы встали в одиннадцать часов. Туалет и завтрак без особых происшествий.

— Хм! Хм! — заметил господин Цитрин. — Несколько общо! Слишком коротко: «без особых происшествий»! А зубная щетка, которую я поломал… а все, что я вам объяснял о новых лезвиях для бритвы, которую мне продал парикмахер, и… и… все остальное, чего я не припоминаю. Эту часть придется дополнить…

— Хорошо, мсье. В два часа вы надели пальто, шляпу…

— Какое пальто? Какую шляпу?

— Синее пальто. Шляпа серая…

— Вот так и напишите! Те, кто будет читать эти строки через несколько лет…

Он поправил себя:

— Я хочу сказать: когда я буду читать эти строки через несколько лет, я уже забуду, что у меня было черное пальто и коричневая шляпа…

— Пальто синее и серая шляпа…

— Видите, я уже ошибся!

Он, конечно, ошибся нарочно и изо всех сил сдерживал себя, чтобы не расхохотаться.

— Продолжайте!..

— Вы надели синее пальто и серую шляпу и направились в…

— «Направились! Направились!» Каким шагом я направился?

— Уверенным шагом.

— Хорошо! Каждое слово приходится у вас вырывать!

— Вы направились уверенным шагом к опере. Там вы зашли в «Кафе Мира», где сидели до пяти часов. Напротив вас…

— Простите? — едва слышно переспросил господин Цитрин.

— Вы зашли в «Кафе Мира», где сидели до пяти часов…

Затаив дыхание, господин Цитрин повторил:

— В «Кафе Мира»? Вы уверены?

— Конечно.

Как удар по голове, ужасная новость его ошеломила. Итак, всю вторую половину дня он провел в «Кафе Мира», а сам считал, что в это время смотрит кинофильм. Неужели он забыл, как провел свое послеобеденное время? Неужели он снова потерял память? Жан Пиге приготовился продолжать.

— Нет, нет! Не надо! Оставьте меня! — застонал господин Цитрин. — Мне нездоровится… Почитаете позднее… Завтра… да… завтра.

Он подтолкнул юношу к двери. И не успела она закрыться за ним, упал на диван. В голове бешено вертелись мысли. Ему хотелось кричать, плакать, возможно, это принесло бы облегчение! Но он неподвижно лежал, зарывшись головой в подушку, молчаливый, полностью раздавленный отчаянием. Всему конец! Радость выздоровления, его мечты, простодушные шутки… Снова собираются кормить его воспоминаниями и тысячами предостережений, как кормят из ложечки кашей, будто неполноценного.

Он выпрямился и попробовал восстановить в памяти «Кафе Мира», столик, за которым сидел, официанта, который его обслуживал. Тщетно. Пот градом катился у него со лба. Засунув руку в карман за носовым платком, он нащупал какую-то сложенную бумажку. Господин Цитрин вытащил ее и прочитал:

Кинотеатр «Луксор»

Программа

Он раз, и второй, и третий перечитал номер зала, название фильма, дату. Никаких сомнений! Сегодня после обеда он действительно был в кино. Ноги его не было в «Кафе Мира». Он не терял памяти. Спасен! От неистовой радости из глаз его наконец хлынули обильные слезы.

А когда волнение немного улеглось, господин Цитрин начал размышлять над происшедшим. Вполне очевидно, что Жан Пиге поиздевался над ним. Он не следил за ним. Он полностью выдумал рассказ о проведенном господином Цитрином времени. Украл у него доверие. Украл у него деньги. И заслужил, чтобы его выставили за дверь без объяснений. Охваченный справедливым гневом, господин Цитрин встал, схватил в одну руку программу, а в другую книжечку расходов на Пиге (расходы на транспорт и т. п.), нахмурил брови, сжал зубы, в глазах вспыхнули пренебрежение и гнев. И не больше. Он не двинулся с места. Не произнес ни слова. Даже, чуть погодя, снова сел и положил на стол программу и блокнот. А на лице его застыла лишь нерешительность. Он подумал о множестве неудобств, связанных с изгнанием молодого человека. Никто не будет ходить следом за ним. Не будет больше отчетов. Нечего будет переплетать и расставлять по порядку в конце месяца. Подыскать ему замену? Сколько понадобится хлопот, пока он познакомится с претендентами, и кто может гарантировать, что он сможет найти юношу, наблюдения и стиль которого были бы такими же, как у Жана Пиге? В творении великого замысла — история его жизни именно такое произведение — следует избегать смены тона. Да, впрочем, в чем он мог упрекнуть юношу? В пренебрежении к работе? А если хорошенько поразмыслить, действительно ли это пренебрежение? Возможно, господин Цитрин, сам того не желая, заметал следы, избегал наблюдения Пиге. А тот ни за что не хочет признаться в своем упущении, лучше уж солгать. Такое предположение льстило самолюбию господина Цитрина. «Бедняга Пиге, ну и задал же я ему хлопот, — думал он. — Идет он себе следом за мной, а потом — глядь! Никого! Ах! Не так уж это и легко, ходить за мной неотступно! У меня закалка старого лиса!»