Ринат Валиуллин - Кофе на утреннем небе

Выключила свет, скинула с головы люстру и, наспех накинув на ноги туфли, сбежала из квартиры влиться в толпу редких прохожих, ей необходимо было общество. Она зашла в ближайший продуктовый магазин, взяла по инерции корзинку и, семеня продуктовыми аллеями, начала сбрасывать по цвету в корзину трофеи чрева, измеряя любовь не днями, а сутками, пытаясь заложить эту брешь его отсутствия упаковками, какой-то грустной мелодией из сплошных припевов. В голове грустно пел Джо Дассен. Скука одолела индивидуальность, скука по одному человеку, по одной жизни, внутри завьюжила зима, и близорукая точка зрения потеряла все ориентиры, горизонт неразличим, ответственность давно уже на везении и с вечера не целован рот.

Время вышло… Вместе со мной оно было настоящее. Я с ним чувствовал себя гораздо лучше.

Мы развелись через полгода, уже без истерик, без слёз, без претензий. Я оставил Марине квартиру в центре и сына на окраине его подросткового максимализма.

– Зачем люди ловят бабочек? – смотрел я на парочку с сачком, которая пыталась поймать крылатую.

– Иногда хочется бабочек внутри.

– Может, подсказать им способ менее кровожадный и более эффективный?

– А может, лучше покажем? – обняла меня сзади Алиса.

– Уже чувствую бабочек внутри, и много, – развернулся я и начал любить шею Алису.

– И у меня стая.

– Летим? – подхватил я её под руку.

– Подожди, куда мы можем лететь, я ведь тебя совсем не знаю. Расскажи мне сначала о себе.

– Мы долго сидели на ветке и чирикали от радости, потом свили на ней гнездо, я таскал пищу в клюв ей и птенцу. Всё было замечательно тривиально, пока не дунул тот самый зюйд-вест перемен и меня не снесло на другую ветку. Ветка, на которой мы сидели, треснула, рухнула вместе с гнездом.

– А как же крылья?

– А крыльев уже давно не было, были только щупальца.

– Что ты успел ими нащупать? – пыталась Алиса проникнуть в ту его старую жизнь, хотя понимала, что ей это абсолютно не нужно, что позже эти знания будут только мешать им строить новую.

– Пустоты, – обнаружил Максим, как мало получало его тело от последних встреч с женой. Видимо, и она, в свою очередь, тоже недополучала.

– Что ты чувствуешь, когда ты во мне? – погасила усилием воли своей любопытство Алиса и вернулась к своим тараканам.

– Что я и есть та самая крайняя плоть, которая выворачивается наружу в каком-то влажном космосе наслаждений. И так безумно приятно, до противного. Я весь чувствительный до противного, что хочется скулить от счастья. И у этого щенка течёт слюна.

Янь: Я взял молодую Луну словно трубку, прижал к щеке холодный осколок неба, набрал твой номер и начал слушать гудки, а там только твой сонный голос.

Инь: Алло, Янь? Это ты?

Янь: Нет.

Инь: А кто это?

Янь: Пьянь.

Инь: А где ты?

Янь: Я уже уехал к тебе.

Инь: Безумец.

Янь: У тебя есть доказательства?

Инь: Да. Мне кажется, ты без ума от меня.

Янь: Мне кажется, это не доказательство, это гипотеза.

Инь: Хорошо, я уверена, что ты без ума от меня.

Янь: Да, да, потерял, как только тебя увидел. Ты что, нашла его?

Инь: Нет. Там было что-то важное?

Янь: Нет, только два высших и одна бывшая.

«Дура, – снова подумала о себе Марина. – Откуда у женщин эта привычка гнать пьяного любимого мужчину? Современные девочки умнее, они понимают, пьяный он или трезвый, он же твой, он же пришёл к тебе».

– Как ты относишься к пьяному мужчине в три часа ночи? – оторвалась от планшета Марина.

– К любимому? – сразу же ограничила круг отношений Тома.

– Допустим. Будешь ругать?

– Я же не стерва, ну, то есть бываю, но это не тот случай.

– Не стерва. А кем ты можешь быть для него в этот момент?

– Закуской. Конечно, я говорю не о хронике, я об исключениях. Знаешь, пусть лучше пьяный, но твой, чем трезвый, но чёрт знает чей. Есть люди, которые приходят, когда не ждёшь, в самый неподходящий момент. Приходят, топчутся на пороге словами, тянут за лямки время, потом долго пьют чай из твоих глаз, наконец, предлагают руку и сердце, а тебе уже жаль своего потраченного времени, тебе хочется чем-то возместить ущерб и ты, как последняя дура, берёшь.

На день рождения Алиса готовила мне торт. Она стояла ко мне спиной в одном халатике, я наслаждался её движениями. Никто не делал тортов ранее для меня. Момент был торжественный, белой мукой присыпан дубовый стол, на нём бутылка вина, ананас и красной ковровой дорожкой клубника. Миксер гонял рейв. Я взял ягоду и поднёс к губам Алисы. Она стояла с миксером в одной руке, который взбивал яйца, сгущёнку и сметану в один нежный крем, во второй искрился бокал белого. Её губы приватизировали плод. Она запрокинула голову в знак удовольствия.