Наталья Мелёхина - Железные люди (сборник)

Гришка-младший был глазами и ушами Гриши-старшего. Мальчик вслушивался в птичью ораторию и, словно спаниель, делал стойку, замирал, а потом, по-щенячьи поскуливая от азарта, громко шептал: «Деда, деда! Близко, слышь, хоркает? Готовься! Сейчас покажется! Дед, стреляй! Да вот же он, дедон!» Но «дедон» слышал хорканье и цвирканье [22] Вальдшнеп на тяге издает характерный звук, нечто среднее между хрюканьем и щелканьем, т. е. «хоркает», иногда присвистывает, т. е. «цвиркает». только тогда, когда вальдшнеп уже проносился у него над головой, к тому же часто путал ценную птицу с дурой-трещоткой, перелетевшей из ивняка на елку.

Когда пришла пора идти домой, у дяди Гриши еще и поясница разболелась. Все семейство возвращалось в деревню через недавно вспаханное поле. Совсем стемнело, пошел дождь. Огромные комья пашни липли на сапоги, так что охотники еле выдирали ноги из беззубой грязной пасти старухи-земли. Дядя Гриша, превозмогая боль, борясь с пашней, ругал себя за то, что вновь не выдержал и поперся на эту тягу…

И вдруг Гришка-внук, указывая куда-то влево, в сторону полян, схватил деда за рукав: «Вальдшнеп! Хоркает! Дед, стреляй!» Ориентируясь только на жест внука и свой слабый слух, дядя Гриша взмолился: «Господи! Матушка Богородица, помоги перед сынами не опозориться!» Грянул выстрел, и земля подхватила птицу в мокрую ладонь. Гришка-младший кинулся подбирать.

– Ай да отец! Всем нам нос утер! В такой темнотище, а вальдшнепа взял! – ликовал Саня, старший, и поддакивал младший Игнаха, и смеялись средние сыны Димка и Женька, и сыны сынов радовались за деда. Дядя Гриша, пряча улыбку, плелся впереди, а за его спиной вязла в пашне вереница потомков. Они тянулись за отцом и дедом, как птичий клин за вожаком, и в темноте дядя Гриша слышал их молодой, похожий на хорканье вальдшнепов, говор и смех.

Дед Гриша и внук Гриша отправились за грибами в плохом настроении.

У деда всю ночь надсадно, не давая ни передышки, ни послабления, ныл правый бок. «Да чтоб тебя, надолоба! Хоть в гроб полезай!» – ругался Григорий-старший. До утра он так и не смог заснуть.

Внук вчера поссорился с единственным другом – одноклассником Ленькой. Двенадцатилетний Гришка рос один-одинёшенек в маленькой деревне Паутинка. Не было в крохотной Паутинке других детей, только старики и взрослые окружали его. Ленька жил в соседнем большом поселке Батагово.

Вчера Гришка поехал в Батагово на велике кататься, а там Ленька с местными пацанами гулял. Гришка крикнул ему: «Привет!» А Ленька демонстративно отвернулся в сторону: при батаговских приятелях испугался признать парнишку из Паутинки своим товарищем – вдруг засмеют? Да и велик у Гришки был старенький: все уже на «скоростниках» гоняли, а у него незавидный «Стелс». «Курица напыщенная!» – мысленно обзывался Гришка, измученный непосильным крестом одиночества. Он слышал эту фразу в каком-то старом кино, и это ругательство из мира взрослых показалось ему особенно обидным.

Так и вошли в березовую рощу Гришка-старший и Гришка-младший, оба, словно пригнувшись к земле от тяжких дум. В роще, похожей на храм, рябые колонны берез держали небесный купол. Солнечный свет просеивался сквозь кроны, как сквозь сито, и лишь мелкой мукой долетал до земли. В желтой листве под ногами прятался то боровик-огневик, то сыроежка, и сидели в земле грязные, как маленькие поросятки, белые подгрузди, которые на паутининском языке назывались «сухарики».

Быстро пополнялось пластиковое синее ведро на руке у Гриши-старшего. Корзин и коробов в Паутинке не водилось: давным-давно умер последний мастер-корзинщик, и постепенно пришлось паутининцам заменить бересту да ивовый прут на пластик. Время от времени оба Гриши заглядывали в ведро – хороша добыча! Не только на суп, на «жаренину» [23] Грибы, жаренные с луком, залитые яйцом. хватит!

И так велика была красота предосеннего леса, что ни у одного человека на земле не хватило бы ни души, ни сердца, чтобы вместить ее. Скоро она вытеснила все иное прочь. И весело аукались дед и внук, и вторило им эхо. И березы, как ласковые сестры, готовые обнять и пожалеть, гладили старого да малого по макушкам и спинам листочками-ладошками.

– Дед, смотри-ка, что покажу, – позвал Гришка-младший, увлекая деда в самую гущу смородиновых кустов.

Кто бы мог подумать, что и там тоже вырастут боровики! Внук разгреб листья, а под ними оказался целый выводок «боровичат», слишком крохотных для того, чтобы их срезать.