Соня Фрейм - Опасный возраст

— Где ты сейчас? — тихо спросил я.

Элена бросила мне свою фирменную усмешку и произнесла:

— Как ты тонко чувствуешь мое отсутствие. Я вспоминала…

— О чем же? — бесстрастно вопросил я.

— Об одном своем путешествии. В Хельсинки. Я с детства думала, что Финляндия должна быть особенной. Она и оказалась такой. Все там напоминало кинофильм о счастливом времени, которое тебя заставили забыть.

Я поднял на нее глаза. Она улыбалась уже совсем иначе, с еле заметной грустью.

— Всегда, когда вижу снег, вспоминаю о Финляндии… — отстраненно продолжила она. — Меня очаровывали финские сказки, их печальная музыка… И, разумеется, с детства со мной картина Симберга «Раненый ангел». Она словно вела меня всю жизнь дальше от дома, друзей… от всего.

Я боялся пошевелиться, чтобы она, не дай боже, не отвлеклась на мое случайное движение и не поняла, что сейчас говорит она, а не я. Грусть же Элены вдруг заполнила собою все пространство. Я отчетливо почувствовал ее консистенцию: тяжелая, густая река меланхолии. Эта была грань ее личности, которую я никогда не видел: она не позволяла ее заметить. Но именно эта часть ее могла создавать мрачные картины, полные ауры жесткого разрушения и пустоты.

— Когда мне было двадцать три, в Кельне прошла моя первая большая выставка. И после нее я спонтанно отправилась в страну моей мечты. Помню, как ходила по их набережной и радовалась как ребенок… И сколько бы ни прошло времени… Есть вещи, которые нельзя разлюбить.

Она вдруг слегка тряхнула головой и сбросила с себя давнее воспоминание. В этот момент тягучая атмосфера чего-то утраченного пропала, словно ее выключили. Реальность менялась вместе с ней.

— Просто вдруг вспомнила, — пожала она плечами. — Как успехи в школе?

— Нормально, — отмахнулся я. — Что же произошло в Хельсинки?

— Много хорошего, — на губах снова проступила улыбка из тумана.

Но я помнил ее выцветшее лицо и атмосферу черной, жгучей тоски, от которой в комнате словно потемнело.

— Мы все о чем-нибудь вспоминаем, — пробормотала она. — Вот ты, например, вспоминаешь о своей девушке?

Мастер по переводу стрелок. Она словно брала реванш этим вопросом за свою минутную слабость, в которой проступило что-то личное. То, как она сейчас поступила, было нечестно.

— Иногда, — уклончиво ответил я, — уже не чувствую ничего. Как будто это было несколько жизней назад.

— Но ты хотел бы ее увидеть?

— Не знаю. Может, и хотел бы. Но что потом?

— А что если бы она осталась? Что если бы она вернулась к тебе навсегда?

— Я… не знаю.

Мне не хотелось такое даже представлять. Потому что я бы тогда оказался в страшно неудобном положении и кому-то в итоге было бы больно и обидно. Скорее всего, Алине. Потому что я ее уже отпустил.

— Как ты себе представлял развитие ваших отношений?

— Никак. Я жил моментом.

— И это правильно. Но ты понимаешь, что вы были разными, — вместо ответа сказала она, — хотя сначала тебе казалось, что разница — ничто.

«Казалось?» — хотелось спросить мне, но вместо этого я согласился — правда, чуть поразмыслив. Да, я постоянно думал, что разница между мной и Алиной слишком ощутимая, но закрывал глаза… Может, Элена это имела в виду?

— В общем, так, — наконец-то ответил я. — Она была из очень благополучной семьи.

— Не только ведь это. Ты часто говорил, что у вас возникали споры по мелочам.

— Ну… я думаю, это нормально. Все люди о чем-то спорят.

— С годами такие мелочи становятся серьезным камнем преткновения. Я поняла, что твоя девушка любила брать инициативу в свои руки. Есть такой тип людей. Ей нужны были вожжи над тобой.

— Возможно, — осторожно кивнул я.

Мы уже минут пять не смотрели друг на друга, но фразы энергично перекатывались между нами, как мячик.

— Но она с тобой не справилась бы, — отрешенно пробормотала Элена. — Сначала ты сам делал бы все, что она скажет, а потом взбрыкнул бы и ушел от нее. Такой у тебя характер.

Наша беседа казалась мне все более и более странной. Что-то в ней было не так, как обычно.

То, о чем говорила Элена, могло и не быть правдой. В конце концов, она не знала Алину. И если уж на то пошло, то и я не знал так хорошо Алину, хотя думал, что мы узнали друг о друге все. Откуда такая уверенность?

— В этом ты и похож на меня, — неожиданно сделала она еще более непонятный вывод. — Здесь мы пересекаемся.

Я уже не мог смотреть на бумагу. Я недоуменно взирал на Элену, которая вернула себе самообладание и была прежней. Но что-то диссонировало между ее словами и видом. Какой-то фальшивый аккорд.