Соня Фрейм - Опасный возраст

— Да нет никакой иммиграции, у него разрешение на работу, а мы как семья едем с ним и получаем вид на жительство на месте, — сказала она сквозь слезы. — Через год-другой опять куда-нибудь уедем. Господи, как же мне все это надоело!

Я ничего не ответил. Только присел на край крыши и уставился в сторону гор, но и их не видел. Алина плакала за моей спиной, затем тихо ушла.

В этот майский вечер мне показалось, что я стал еще более одиноким, чем был до встречи с ней.

В последнюю неделю мы виделись всего раз. Я зашел к ней в магазин — было закрыто, но на самом деле они принимали товар. Меня впустили как своего. И я просто сидел на сиреневом пуфе между стендом с парфюмированной водой и массажными маслами, глядя, как она вместе со своими напарницами вытаскивает товар из коробок и клеит на него ценники. Ее лицо было грустным, улыбалась она изредка, да и то машинально. На меня не смотрела, зато я глядел на нее неотрывно, потому что иначе не получалось.

За эту неделю внутри меня завял не один прованский сад. Все ощущалось как смерть, вкус которой я уже знал из-за Саши. Часть меня, которая вырвалась наружу из темноты собственных мыслей, вдруг всосалась назад, во мрак.

«Все было зря», — устало думал я.

Хотелось спросить: «А зачем тогда вообще это было?».

Все произошло слишком внезапно и оттого казалось особенно несправедливым. Позже я узнал детали. Ее родители спланировали переезд еще в начале марта, но, зная, как Алина тяжело переносит такие новости, стремились оградить ее до последнего момента. Это был очень удобный способ. Она будет настолько шокирована, что останется свернуть ее в рулон и забрать в аэропорт. Она знала только, что летом они собираются навестить сестру, и даже фотографировалась на визу и сдавала документы. Родители же ни словом не обмолвились, для чего все это на самом деле.

Каково было Алине сейчас, я не мог представить. Я вдруг перестал ее чувствовать, хотя она еще находилась здесь.

Когда она закончила с товаром, мы побрели по торговому центру, каждый глядя в разные стороны. Между нами естественным образом появилась дистанция шириной в палец, она уже свидетельствовала о пока невидимых переменах.

Обычно парочки в таких ситуациях стараются получить как можно больше друг от друга. Они пытаются унести часть другого человека с собой в новый мир. Но мы вдруг резко охладели, омертвели и стали чужими.

Я поцеловал ее один раз, затем она мягко отстранилась.

— Надо научиться прощаться, — сухо сказала она. — Ничто не является твоим в этом мире.

— Ты научилась? — отрешенно спросил я.

— Да. Я научилась давно.

Ее голос звучал серо и глухо.

— Мы еще увидимся до отъезда?

— Конечно, — ответила она.

Это был последний раз, когда я ее видел. Они улетали через день, и на мои звонки она не отвечала. Я знал, что самолет вылетает в семь утра, и еще тогда, неделю назад, думал, что приеду ее провожать. Мне было плевать на ее отца и остальных. Я должен был ее увидеть. Но за несколько последних дней что-то между нами перегорело.

Я проснулся в шесть утра и вышел во двор. Лежа на траве, я курил, смотрел, как разлетаются во все стороны облака, и думал, что каждый день над нами пролетают десятки самолетов, если не больше. Каждый из них везет куда-то людей.

Какой из этих самолетов унесет однажды меня?

Облака скручивались в спираль, не давая ответа.

Зазвонил телефон.

— Да, — ответил я, даже не посмотрев на номер.

— Это я.

— Салют.

— Салют.

— Ты в аэропорту?

Мой голос звучал ровно. Да и в душе тоже было спокойно и пусто.

— Уже идет посадка.

— Удачно долететь. Напиши, как доберешься. И…

— Сергей…

— Желаю счастья. Может, еще увидимся?

— Может. Во сне. Я хочу, чтобы ты тоже был счастлив.

— Как ты сама сказала, надо учиться прощаться, ведь так?

— Пока?

— Пока.

Мне показалось, что она опять плачет. А потом ее голос будто растворился.

«Звонок окончен».

Я закрыл глаза, а над головой осталось лишь небо.

В июне было много дождей, в июле — ураган, в августе началась запоздалая жара. Так прошло лето.

Я пропустил матч по баскетболу, потому что просто на него не явился. Так получилось, что еще другой игрок заболел, и в неполном составе они решили не выходить. Запасных у нас не было. Наша школа вылетела из городских соревнований в молчаливом позоре.