Соня Фрейм - Опасный возраст

Где я был в это время?

За городом. Сидел у небольшого горного озера, грыз соломинку и слушал молчание гор, в котором всегда таилась какая-то угроза. По заброшенным местам я стал шататься реже. Они вдруг перестали быть интересными. Мое паломничество тем не менее продолжалось. Так, я не прекратил странствовать вокруг, да и внутри себя, — просто расширил территорию.

Дэн позвонил и спросил, в чем дело, на что я сказал ему правду. Он назвал меня козлом и бросил трубку. Больше мы не разговаривали. Все, что я внезапно приобрел той весной, я так же быстро потерял.

Это было очень долгое лето, без конца и края. Я наблюдал его как кинофильм, иногда не понимая, принимаю ли я в нем участие или же смотрю из зала. Хотя если призадуматься, оно полнилось мелкими, незначительными событиями.

Например, я устроился на подработку в супермаркет. Разгружал ящики, расставлял продукты по полкам. Со мной работал еще один тип, которого окружающие почему-то записали в мои друзья. У него были длинные волосы, а по правой руке ползла татуированная змея. Я постоянно забывал, как его зовут, поэтому никогда не называл по имени. Он слушал дэт-метал, и казалось, что мы из одной субкультурной среды, хотя это был тот случай, когда схожие вкусы не гарантируют вам мгновенного притяжения.

Как-то он позвал меня на какую-то вечеринку «не таких, как все», и я пошел из интереса. Очень быстро я понял, что люди делают на таких сборищах. Сначала они выпивают несколько литров пива и прибывают готовыми к веселью. Потом напиваются в полнейший хлам уже там и делают что хотят: танцуют, болтают, блюют, обжимаются со всеми по углам…

Я набрался вместе с ними, и правда стало очень весело. Алкоголь — универсальный проводник. Он подключает вас к людям, миру, и все кажется невероятно простым и легким. В голове, конечно, появляется безумная карусель, раскручивающая ваши мозги, но к этому быстро привыкаешь.

Я сидел вместе с кучей незнакомых людей, обнимался с ними и травил шуточки, от которых в трезвом виде никто даже не улыбнулся бы. А мы угорали так, как будто я выдавал хохмы века. Этот новый знакомый без имени хлопал меня по плечу и говорил, что я «мужик что надо».

На вторую попойку я тоже пришел, и на третью. Мама в те дни была со своим ухажером и совсем перестала задавать вопросы.

Я наслушался самых разных историй. Алкоголь всегда подвигает к откровенности, и ко всем появляется участливый настрой.

Притом что я был пьян и весел, я продолжал фиксировать абсолютно все и в деталях помнил каждый вечер. Например, длинноволосый сначала — душа компании, но постепенно скисает и начинает приставать к людям с историями из своего детства. Я узнал, что мать его не хотела и занималась только своими кавалерами. Они его терпеть не могли и постоянно отшивали. Однажды он упал из кроватки, и никто его не поднял.

Другая знакомая обожала рассказывать, с кем и как она переспала. Там разве что животных не было. Зато сейчас она взялась за ум и копила деньги на автомобиль.

Еще одна готка, напившись, начинала задирать рукава своей длинной кофты и показывать всем шрамы. Она пыталась покончить с собой дважды, и каждый раз ее спасали. Теперь она планировала новый раунд со смертью, в этот раз с таблетками. Для этого она даже купила вечернее платье: чтобы умереть красиво. Другие ей говорили, что она, скорее, просто заблюет все вокруг. Тогда я услужливо рассказал, как мой одноклассник повесился, и я увидел его тело: эту наклоненную голову и безвольные ступни.

— А еще сфинктер непроизвольно разжимается. Невозможно стерильно повеситься, — сообщил я.

Даже сквозь алкоголь я почувствовал, как воцарившаяся тишина вдруг наполнилась привкусом их страха.

В один из вечеров ко мне на колени взобралась какая-то девица, и вскоре я обнаружил, что мы развязно сосемся, забив на остальных. Мы именно сосались, там не было ни капли искренности, только похоть. Почему-то в тот момент в голове возникло хитрое лицо Яна, который, дернув бровями, сказал мне: «Используй свой шанс!».

Она достала что-то из кармана, положила в рот, а затем наклонилась надо мной. На кончике слегка высунутого языка белела маленькая таблетка. Я должен был взять ее. Но в голове вдруг потяжелело. Пауза затянулась, и ее язык втянулся обратно вместе с таблеткой.

Соображать получалось туго. Мир встал вверх тормашками. В итоге я столкнул ее с себя, чтобы проблеваться в туалете. Так сильно я еще не напивался. Я блевал, падал и снова блевал. В голове царила симфония ада, а комната крутилась сама по себе. Я свернулся и проторчал на кафельном полу часа два, обняв колени и пытаясь остановить этот круговорот.