Лара Вапняр - Пока еще здесь

“Сергей демонстрирует отличные профессиональные знания, но ему следовало бы поработать над своими речевыми навыками”, – написал он в характеристике.

– Ну а если он и правда тебя не понимает? – спросила Вика. – У тебя не такой уж хороший английский”.

Окей, пусть так, Сергей сознавал, что его английский далек от совершенства, но твердо верил, что это с лихвой компенсируют его ум и блестящие способности. Он обожал смотреть интервью с европейскими светилами по каналу PBS. Они тоже говорили с сильным акцентом и делали ошибки в грамматике, но это не воспринималось как недостаток, а скорее как знак превосходства. Они говорили на английском европейских интеллектуалов. И звучал он в точности как у Сергея. Он страшно разозлился, когда поделился этим соображением и Вика в ответ расхохоталась. Тогда произошла их первая по-настоящему серьезная ссора. Вика отказывалась понимать, почему Сергей бросает работу. “Я тоже ненавижу свою работу, и что?” – заявила она.

– Я в два счета найду новую, – сказал ей Сергей.

И нашел. Он устроился в новое место через две недели. Зарплата была почти такая же, как на предыдущем, но нагрузка поменьше, и начальник приятный, по-настоящему приятный человек. Немного бледноват, и болезненного вида, и эти темные круги под глазами, но приятный. Когда через два месяца было принято решение расстаться с Сергеем, он даже не побрезговал объяснить почему. Сергей не виноват, просто идет волна сокращений. Такое случается. “Ага, конечно”, – отреагировала Вика, когда Сергей пересказал ей разговор. Она выкинула торт, принесенный Сергеем, чтобы задобрить ее, прямиком в мусорное ведро. Она пнула его сумку с ноутбуком. Она наорала на Эрика, чтобы он выметался играть на улицу. Сергей считал, что нет причин так выходить из себя. Пообещал за пару-тройку недель найти новую работу, еще лучше. Один раз у него уже получилось, значит, сможет и еще. Что-то он-таки нашел, но тут грянул финансовый кризис, и его почти сразу уволили.

Дальше все неуклонно катилось вниз. Его энтузиазм угас. Нарастала паника. Неуверенность крепла. Резюме полнилось все более долгими простоями. Каждая новая работа, на которую удавалось устроиться, была чуть хуже предыдущей, а усилий, чтобы найти ее, приходилось прилагать все больше. Среди коллег становилось все меньше и меньше выпускников приличных школ и все больше и больше таких же эмигрантов, как он сам.

– Так, а чем конкретно ты там занимаешься? – спросила Регина, когда он только пришел в “Лэнгли Майлз”.

Как же он ненавидел такие вопросы!

– Произвожу ежедневную сверку производных инструментов на процентные ставки, – ответил он Регине.

– Что это значит?

– Тебе действительно интересно или просто хочешь лишний раз пройтись по тому, какая у меня бессмысленная работа?

– Прости, – сказала Регина.

Нет, работа в “Лэнгли Майлз” была не из лучших, но Сергей и ее бы не получил, если бы не Вадик – он трудился там программистом до того, как уйти к Бобу. Вадик приехал в Штаты годами позже них, и теперь он же еще и помогал Сергею. И все-таки самым неприятным было Викино отношение. Она вела себя так, будто во всех проблемах на работе виноват он сам, будто он нарочно что-то делал, чтобы его уволили, только бы ей насолить, наказать ее, осложнить ей жизнь. Организм Сергея тоже перестал справляться с потоком неудач и разочарований – у него открылся гастрит и начались проблемы с сексом. Последнее Вика восприняла как личное оскорбление.

Его характеристики пестрели критическими замечаниями, и Сергей поймал себя на том, что реагирует на них еще острее и болезненнее. Он помнил их наизусть. Эти нападки на все в нем, от компетентности до характера, сливались в его голове в отвратительные поэмы осуждения.

Очевидно, что он не справлялся не только профессионально, но и в каком-то самом примитивном человеческом плане.

Ему мерещилось, что люди всегда и везде им недовольны.

Страшно напрягался, если на кассе дольше пары секунд проводил карту; сгорал от стыда, если спрашивали дорогу, а он не мог помочь. Когда делал заказ в ресторане, представлял, как официанты высмеивают его плохой английский. Он видел непрерывное недовольство в Викиных глазах, куда большее, чем она сама испытывала, и гораздо большее, чем она хотела выказать. Даже Эрик… Разве его не разозлило, что у Сергея не получилось собрать игрушечного робота? Разве не было сарказма в его “Да, пап, наверное, в инструкции напутали”. Еще пару лет назад сынок вечно сидел на лестнице в гостиной, с нетерпением ожидая возвращения отца. “Папа пришел!” – вопил он, стоило Сергею открыть дверь. Он съезжал по ступенькам и бросался ему в объятия. Когда Эрик родился, Сергей надеялся, что его мальчик станет в будущем тем, кто его взаправду понимает, станет ему настоящим другом. И сейчас он еще порой надеялся, что это возможно. Но чаще всего он смотрел на Эрика и воображал, что сын осуждает его, перебирает его неудачи, высмеивает его слабые места. Сергей не понимал, почему эти характеристики так его разъедали. Может, и в самом деле его личный недостаток в неспособности “более конструктивно реагировать на критику”.