Филипп Клодель - Собачий архипелаг

Он снова опустошил рюмку и на этот раз сам взял бутылку и налил себе еще. И вполоборота к Мэру уселся на его стол.

– Наверное, вы считаете меня плохо воспитанным? А мои манеры вульгарными? Даже если вы мне скажете об этом в лицо, я плюну и разотру. Мне плевать, что вы думаете сейчас и будете думать потом. Я здесь не для того, чтобы вы меня полюбили, а для того, чтобы отыскать кость, раскопать и вытащить ее, погрызть немного – узнать ее вкус, а затем отнести, если сочту нужным, тем, кто меня сюда послал. Но меня раздражает, что я вынужден здесь находиться. На этом острове. Никак не могу понять, как люди могут жить на острове, тем более таком, как ваш, – жалком и мерзком. Черном, враждебном, безобразном. А знаете, я никогда о нем ничего раньше не слышал. Да он же просто дырка в мировой жопе, этот ваш остров, господин Мэр! Мне сказали, что сотовый здесь не ловит, интернета тоже нет, – думал, надо мной просто издеваются.

– Наш остров причислен к всемирному наследию человечества, поэтому все антенны запрещены.

– Наследие, твою мать! Хорошо наследие! А человечество еще лучше! Все женщины и мужчины, которых я здесь встретил, имели какой-нибудь физический дефект: косоглазие, лопоухость, огромный нос, слишком длинные конечности или кривые зубы. У владельца кафе, который предоставил мне жилье, на каждой руке по шесть пальцев. Шесть пальцев! Вы когда-нибудь слышали о таком где-нибудь в другом месте? Дегенераты! Да и вы, господин Мэр, вроде как не совсем доделаны: у вас тело ребенка и голова старика.

Мэр сознался Доктору, после того как залпом осушил рюмку виноградной водки, что он едва не двинул этому человеку в челюсть. Никто с ним так не разговаривал со времен начальной школы и дворовых драк. Но он помнил, что приезжий был полицейским, и даже мэру, как бы его ни оскорбляли, непозволительно бить полицейского, а уж тем более комиссара.

– Я предпочел убедить себя, что ослышался или что он был пьян в стельку, вопреки его утверждению. И сдержался. Я сказал, что в нашей «дырке в мировой жопе», как он изволил выразиться, есть кое-какие плоды цивилизации. Например, телевидение.

– Телевидение! Хорошенькое дело! Да в каком мы веке живем? Очнитесь! Как долго вы рассчитываете прозябать на вашем острове отрезанными от остального мира? Считайте, что меня направил к вам его величество XXI век!

С этого момента тирада Комиссара превратилась в полный бред. Он разглагольствовал в течение получаса, приканчивая бутылку анисовки, и Мэр все время спрашивал себя, к чему клонит этот бесноватый, словно вышедший из клоунского шоу, чей сценарий написан умалишенным.

– Люди никогда не могли себе представить, что находится у них над головами. Тысячелетиями они помещали туда Бога. И это их устраивало. Они были внизу, исходя п о́ том и кровью. А над ними на облаке сидел Боженька, который их сотворил, взирал на них, спасая или обрекая на гибель. Потом человек поумнел и выселил его оттуда, выбросил на помойку. Пожил какое-то время, опьяненный своим маленьким убийством, а после осознал, что, по сути, создал огромную пустоту. Главной ошибкой человека всегда была необдуманность действий. Он начал бояться этого пустого пространства. Попробовал было подогреть вчерашнее блюдо, но оно оказалось прогорклым. Вот тогда он перестал бояться и начал испытывать ужас. А что ему оставалось? Он обратился к тому единственному, что у него еще было: к прогрессу. Заметим, что все это уходит корнями в глубокое прошлое. Дайте человеку огонь, железо и молоток, и он в мгновение ока соорудит цепь, посадит на нее другого человека, такого же, как он сам, и сделает из него раба. Или смастерит наконечник копья, чтобы его убить, вместо того чтобы сделать колесо или музыкальный инструмент. Колесо и труба появятся значительно позже, намного позже, чем цепь и наконечник копья, а за это время будет совершено немало убийств. А колесо если и изобретут, то лишь для того, чтобы перемещаться как можно дальше ради той же бойни, а не для того, чтобы этим пользовались все люди; а трубы нужны были, чтобы перекрывать вопли тех, кого убивали, или праздновать, трубя в них, кровавую тризну. Логический конец. А теперь… теперь у нас над головой появились спутники.

Ошеломленный, Мэр слушал откровения этого невзрачного человека, спрашивая себя, а не привиделась ли ему эта сцена, не страница ли это какого-нибудь романа, не находился ли он сейчас посреди ночи, в своей постели, рядом с женой в длинной розовой ночной сорочке, от которой пахло ароматным мылом и лавандой; не доносилось ли до него сквозь сон завывание дувшего с моря ветра, отчего у него временами случались кошмары, после которых он всегда просыпался выбитым из колеи.