Филипп Клодель - Собачий архипелаг

И по сей день многие рыбаки считали для себя обязательным присутствие на «мессе тунца». Но ей уже не предшествовала торжественная процессия. И пышного праздника после нее тоже не устраивали. Так, скромное угощение для немногих верных традициям рыбаков. Правда, все в том же порту. Одного большого стола вполне хватало. Приходили только мужчины, их жены в празднике больше не участвовали, а уж дети тем более. Пили больше, чем ели, и все заканчивалось заурядной попойкой, отупением, головной болью и возобновившимися ссорами.

На мессе всегда присутствовал городской совет во главе с Мэром, который каждый раз, умирая со скуки, спрашивал себя, зачем он сюда приперся. Кроме них была еще горстка стариков, чувствовавших, что час расплаты за грехи близок, и возможно, им лучше действовать по правилам. В конечном счете никто ничего не знает. Вдруг это поможет, да еще и бесплатно.

Жилище священника размерами походило на кукольный домик, и мало-помалу Кюре начал переселяться в церковь, по мере того как она очищалась от прихожан. Вооружившись терпением и настойчивостью, он постепенно сделал из церкви обширную пристройку к своему дому, что-то вроде ангара, в котором он годами восстанавливал корпус корабля, налетевшего на окаймлявшие остров скалы. Кюре кропотливо собирал обломки и целое лето переправлял их к себе, одалживая то у одного, то у другого соседа ручную тележку или тачку.

Этот парусник, воссоздаваемый неловкими руками, производил трогательное и странное впечатление. При виде огромного судна, истерзанного, ощетинившегося обломками мачт, – этой гигантской неподвижной массы, подавлявшей все вокруг, каждый невольно спрашивал себя: что это – разбитый корабль принесли в церковь или, наоборот, церковь построили для сохранения величественных останков то ли корабля-призрака, то ли погребальной ладьи Осириса, то ли лодки Харона?

В церкви остались, правда, исповедальня и с десяток скамей, соседствовавших с коробками и старыми ульями, на которых тоже можно было сидеть и слушать мессы.

Службы проводились на диво кратко, без проволочек, и только Мэр еще мог считать их чрезмерно длинными. Кюре не стал ждать созыва очередного святейшего собора, чтобы внести изменения в литургическое богослужение: после наскоро прочитанной «Отче наш» он не медля переходил к проповеди, которая в целом отнимала у него несколько минут, и за это время, под любовное жужжание пчел, он успевал посвятить паству в новости о своей пасеке, поговорить о погоде, кое-что вспомнить из семинарской жизни на материке, а в заключение делал несколько объявлений, о которых его просили прихожане.

Желудок Кюре давно уже не воспринимал кислоты евхаристического вина, а облатки немилосердно липли к зубным протезам, поэтому три года назад он решил упразднить причастие. Но он неустанно самостоятельно проводил сбор пожертвований, записывая в блокнотик, кто и сколько ему должен, и не забывая к концу года напомнить некоторым об их скупости. Церемония обычно заканчивалась поспешным благословением паствы и «Ангельским приветствием» Девы Марии, которая считалась на острове главным божеством воды, морских глубин и ветров.

Войдя в церковь, Мэр сразу увидел Учителя, сидевшего в последнем ряду. Под мышкой тот держал крафтовый конверт, вызвавший у Мэра беспокойство. По окончании службы Учитель сам подошел на площади к главе острова, пока прихожане расходились по домам, а рыбаки группками возвращались в порт.

– Можете уделить мне несколько минут, господин Мэр? Я хочу поговорить с вами насчет моего эксперимента.

Мэру не оставалось ничего другого, кроме как пригласить Учителя зайти в мэрию, находившуюся неподалеку. В кабинете витал сладковатый запах анисовой водки, и Мэр с неудовольствием перехватил взгляд Учителя, задержавшийся на двух грязных рюмках, оставшихся на подносе, и пустой бутылке, выглядывавшей из мусорной корзины. Он счел своим долгом объясниться:

– Мне пришлось кое с кем встретиться.

– Знаю, – мгновенно отреагировал Учитель. – С полицейским. Точнее, с Комиссаром, приехавшим сегодня утром.

– Кто вам сказал?

Мэр был ошарашен. Ему даже не хватило сил расстроиться.

– Да все знают. Здесь же все всё узнают, и притом очень быстро. Да и мне ли вам об этом говорить.

Секретарша. Конечно, она. Больше некому. Скумбрия крашеная! Ну, в понедельник ты у меня попляшешь!

– Но вот чего никто не знает – зачем он сюда приехал. Предполагают, что из-за проекта талассоцентра. Но я ни капельки в это не верю. Лично я убежден, что его присутствие здесь связано с тем, что произошло на пляже, и с тем, что мы сделали потом.