Филипп Клодель - Собачий архипелаг

Вскоре они расстались, ни о чем не договорившись и ничего не решив. Да и что, собственно, они могли решить? Да, вряд ли Старуха ошибалась, когда спорила с Мэром насчет цели этого собрания. Единственное, чего он хотел, – это дать им понять, что все они скованы одной цепью. И хотя в то утро, когда произошло это зловещее событие, они разошлись в разные стороны, приплывшие мертвецы связали их морским узлом. И никто не собирался нести груз в одиночку. Всем надлежало разделить это бремя.

В тот же день, ближе к полудню, в порт вошел паром, как всегда дав три гудка при подходе к причалу.

Пассажиров оказалось мало: возвращались несколько местных жителей, отправившихся на материк, чтобы уладить кое-какие дела. Например, Пилюля, аптекарь с желтушным лицом, страдавший врожденной косолапостью, каждую неделю привозивший Доктору заказанные им медикаменты. Еще две пожилые женщины – все называли их Сестрами, хотя неизвестно, соответствовало ли это действительности, – которые каждый год навещали одну из своих кузин и оставались на острове до Рождества. Среди пассажиров находился и незнакомец средних лет: ни молодой, ни старый, ни высокий, ни маленький, ни худой, ни толстый, казавшийся идеальным воплощением банальности. Это был один из тех людей, кого никогда и никто не замечает, о ком всегда забывают официанты, несмотря на их настойчиво поднятые пальцы, чье существование абсолютно не воспринимается женщинами, даже если те оказываются прижатыми к ним вплотную.

У этого человека был с собой чемоданчик, наподобие тех, что возили с собой коммивояжеры в пору, когда эти ныне исчезнувшие представители рода человеческого еще скитались по свету.

Незнакомец последним спустился по трапу парома и вышел на набережную, оценивая место, в котором оказался. По его взглядам и неуверенности жестов нетрудно было догадаться, что он впервые ступил на остров. Когда мужчина понял, что в порту функционирует одно-единственное кафе и выбор его крайне ограничен, он туда и направился.

Рыбаки, сидевшие за столиками, обсуждали предстоящую охоту на тунца и говорили о своих надеждах, прогнозах и предположениях, когда будет дан сигнал к началу лова: все они уже жили этим ожиданием.

Команду, открывавшую очередной сезон тунеллы, подавала небольшая и абсолютно неофициальная группа, состоявшая из старейших рыбаков острова. В один прекрасный день, практически не сговариваясь, они сходились вместе и усаживались на последнюю скамейку, обращенную к морю, в самом конце набережной, подобно животным, которые, следуя возникшим с незапамятных времен ритуалам любви, охоты и смерти, встречаются в определенном месте, влекомые зовом крови, инстинктом и желанием.

Все старательно подкарауливали этот момент. Когда видели стариков, направлявшихся к скамейке, воздух в городе начинал электризоваться. За ними наблюдали издалека, иногда вооружившись биноклями. Начинали шептаться. Строили догадки, о чем они могли говорить. Все ждали их слова, краткого, но оттого и емкого, способного в мгновение ока превратить порт, до поры погруженный в полудремоту, в вибрирующее жизненной энергией пространство, полное звуков, красок и движения.

Дверь в кафе была открыта. Мужчина вошел и поздоровался с рыбаками, которые посмотрели на него, не ответив, что нисколько его не смутило. В дальнем углу зала он увидел священника в сутане, склонившегося над спортивной газетой, которую тот пытался прочесть сквозь очки с толстенными стеклами, нежно отмахиваясь от летавших вокруг него пчел, которые по очереди, как самолеты в больших перегруженных аэропортах, норовили усесться на страницу газеты. Незнакомец подошел к стойке, поставив у ног чемоданчик.

– Стаканчик местного вина.

Сказать так мог только чужак. Никто из островитян никогда не употребил бы слова «местного», а просто попросил бы стакан вина, поскольку другого здесь не подавали. Да и кто стал бы его пить, другое вино. Вопрос чести.

Хозяин никак не прокомментировал заказ. Он достал стакан и бутылку. Вино потекло тонкой струйкой, и посетитель залюбовался его цветом, почти черным, с амарантовым оттенком. Положив на стойку деньги, он вдохнул аромат, прежде чем поднести вино к губам.

Очень скоро и клиенты, и владелец кафе потеряли к приезжему всякий интерес: первые вернулись к житейским разговорам, а второй – к подсчетам, которые давались ему с трудом, судя по наморщенному лбу и по тому, с каким усердием он жевал желтыми зубами кончик карандаша. Мужчина не спеша осушил стакан и заказал еще один. И когда Хозяин вновь приблизился к нему с бутылкой, сказал, что ищет комнату на несколько дней – у него, мол, здесь дела.