Владимир Топилин - Когда цветут эдельвейсы

— Оля! — почти крикнул Васька несколько раз, но ему отвечала пугающая тишина. Дрожащей рукой он коснулся ее щеки и, к огромной радости, почувствовал тепло кожи. А приблизившись, услышал сладкое посвистывающее дыхание.

Ольга была жива! Она просто спала крепким глубоким сном и не обращала внимания на происходящее вокруг нее. Стоило огромных усилий привести ее в чувство, вернуть из небытия. Он долго, отчаянно растирал девичье лицо, но в себя она пришла только тогда, когда суетившаяся рука с доброй порцией снега добралась до упругой груди и своей неожиданностью и холодом вернула ей сознание.

Инстинктивно отталкивая слабыми движениями рук его руки, Ольга тяжело открыла веки и, смотря мутными, непонимающими глазами, тихо, едва слышно шептала:

— Где я? Что со мной?

— Все хорошо, родная моя! Все хорошо, любимая моя! — скороговоркой отвечал Васька дрожащим голосом, не переставая тормошить ее.

Постепенно сознание прояснилось, она узнала его голос, лицо, вспомнила, где она находится и что с ней происходит. Нежные руки потянулись к его плечам, обняли изо всех сил, какие у нее были в это время, и застыли, не желая отпускать. Из глаз полились слезы — слезы тяжести пережитого момента; слезы беспомощности перед происходящим; слезы радости от счастливой встречи!

Васька почувствовал, как к горлу подступает комок, а на глазах выступают соленые капли. За всю свою жизнь он никогда не плакал, не мог вспомнить, когда это было последний раз, скорее всего, в детстве, а здесь...

Стараясь не поддаваться минутной слабости, он отворачивал лицо в сторон}', не переставая согревать горячими ладонями ее щеки и полураскрытую шею, при этом подбадривая и ее, и себя:

— Шевелись, давай будем согреваться, работай руками, двигайся!

Ольга все больше приходила в себя: ее затрясло от холода, зубы чакали, как в лихорадке; от судорожных движений в руках и ногах не могла стоять и, если бы не Васькины руки, упала бы в снег.

Придерживая за локоть, он заставил девушку сделать шаг по лыжне, потом второй. Она едва тронулась с места, но с каждым метром ставила неподатливые лыжи все тверже и увереннее, постепенно наращивая и ускоряя шаги. Освещая фонариком лыжню, он шел сзади и, подбадривая, торопил.

Через пару сотен метров стало тепло — восстановленное кровоснабжение возвращало тело к нормальной жизни.

Беспрекословно подчиняясь командам своего спасителя, Ольга уже почти бежала впереди и незаметно для себя через каких-то пятнадцать минут очутилась перед избушкой. Удивившись близости расстояния до дома, она хотела что-то сказать, но Васькин голос оборвал на полуслове:

— Быстро раздевайся! — И, увидев некоторое замешательство, добавил: — Догола!

А сам уже растапливал печку-экономку, в которой заранее были приготовлены сухие кедровые дрова. Мгновенно появившаяся бутылка со спиртом развеяла все сомнения, Ольга стеснительно легла на нары и, прикусив губу, краснела, чувствуя, как ловкие руки втирают в ее тело живительную жидкость.

Когда лечебная «процедура» была закончена, а распахнутая половина спальника поглотила девушку, Васька налил спирт в кружку и, разбавив его водой, поднес содержимое к Ольгиным губам:

— Тебе надо хорошо прогреться! — Обжигающе-ватное тепло растеклось по всем клеточкам тела...

Васька молча курил у печурки и думал о том, что могло быть, если бы он сегодня не пришел... Мысли чернили душу, отчего он впервые по-настоящему пожалел, что взял с собой Ольгу в тайгу.

Потом взялся за необходимую и неотложную работу: развязал Ольгину котомку и под свет керосиновой лампы обработал соболя.

Когда снятая с аскыра шкурка обтянула кедровую правилку и заняла почетное место — в дальнем, наиболее прохладном в избушке месте, предназначенном для равномерной просушки добытой пушнины, — вновь подкурил и, разочарованно посмотрев на свой пустой мешок, недовольно хмыкнул в усы.

Выйдя перед сном из избушки, с мрачным видом посмотрел в черноту ночи на огромные снежинки, падавшие из продырявившегося неба, и к этому времени уже засыпавшие все следы, оставленные несколько часов назад.

— Завтра я бы ее уже не нашел! — прошептал Васька и, грустно улыбнувшись чему-то, совершенно неожиданно для себя проговорил совсем о другом: — Ну, здравствуй, зима!

Из дневника Ольги:

«Я никогда в жизни не видела столько снега: он, не переставая, сыплет и сыплет! А какие огромные снежинки — просто какие-то хлопья ваты! Невероятно, но диаметр некоторых достигает размеров большой деревянной ложки! Никогда бы не поверила сказанному, если бы не увидела сама: за одну ночь выпал метр пухляка!»