Владимир Топилин - Слезы Чёрной речки

Его надежды оправдались. В доме, возле которого он стоял, едва слышно распахнулась дверь, на крыльце появился темный силуэт человека:

— Хто тут? — раздался негромкий, похожий на детский, голос.

— Люди! Помогите ради Бога… — слабо отозвался Янис.

— Чего надобно?

— Мне бы Дмитрия… Или Андрея.

— Нашто тебе?

— Зверь заломал.

Человек ушел в дом, но вскоре вернулся с лампадой в руках. Хозяином оказался мужчина невысокого роста с пышной бородой: старовер. Приблизившись вплотную, первым делом отогнал собак, потом осветил лицо:

— Ты што, один, али с кем?

— Один я. Мне бы Дмитрия.

— Щас, — ответил тот и пошел вдоль забора куда-то в темноту.

Прошло немного времени, как где-то захлопали дверьми, послышались тревожные голоса. К нему подошли мужчины, из-за спин выглядывали женщины. Янис узнал Дмитрия, обратился к нему:

— Помоги! Больше некуда было идти.

— Что сталось? — поддерживая его под руку, чтобы не упал, спросил тот.

— Медведь улей поволок… Руку вот зажевал, собаку порвал, едва добрался до вас, — задыхаясь, объяснил Янис. Этого было достаточно, чтобы Дмитрий, крестясь двумя перстами, начал действовать:

— А ну, Андрейка, помоги мне! Пошли в гостевую.

Освещая дорогу жировиками, его повели куда-то по тропинке мимо темных домов. Наконец-то добрались до небольшой избы на отшибе у ручья, открыли дверь, помогли зайти внутрь, усадили на нары. Сбоку возникла какая-то черная старуха, бережно взяла руку, размотала тряпки, крестясь, отпрянула:

— Спаси Христос! Будто в ступе толкли… — И к собравшимся: — Никодима надо. Пусть он смотрит, я не смогу.

— Никодима! Никодима позовите! Сходите за Никодимом! — раздались негромкие голоса.

Кто-то ушел за старцем. Пока ждали, Яниса уложили на нары, осмотрели и перевязали голень. В отличие от рваных ран на руке удар о камень был незначительным.

— Тутака быстро заживет, — успокоила черная старуха и опять посмотрела на руку. — Како же тебя сподобило?

— Говорит, зверь порвал, — ответил за него невысокий мужик с бородой, которого Янис увидел первым.

— Иж ты, сердешный. Поди, весь кровью истек. Как ишшо по тайге шел?

Пришел бородатый, сгорбившийся дед, разогнал всех, оставил старуху, какую-то женщину средних лет и Дмитрия с Андреем. Осмотрел рану, приказал принести теплой воды и серы с воском. Приободрил Яниса певучим, мягким голосом:

— Ништо, молодец! Бывает хуже. Попробуем сохранить тебе руку. Тебе надобно крепиться. Будем кожу шить, да косточки складывать.

И Янис крепился. За все время пока Никодим зашивал раны и накладывал дощечки, не проронил ни звука. Перед тем как все закончилось, услышал и запомнил слова черной старухи:

— Ишь ты, какой терпимый. Знать, к жизни приспособленный.

И отключился.

Проснулся утром от кашля. Осмотрелся вокруг, вспомнил где есть. Лежит на нарах на сене, прикрытый домотканым одеялом. Под головой набитый травой холщевый мешок. Изба приземистая, низкая, из толстого кругляка с блестящей сажей: печи нет, топится по-черному. На всю избушку одно маленькое оконце с натянутым бычьим мочевым пузырем вместо стекла. Под ним некое подобие стола, кусок доски с берестяной посудой на ней. У противоположной стены еще одни нары. Пол земляной.

Прокашлявшись, кое-как поднялся, присел, захотел на двор. Голова кружится, сил нет встать на ноги. Не удержался, опять лег на нары. Дверь немного приоткрылась, внутрь заглянул мальчик лет десяти, с прямыми, цвета соломы, волосами. Одет в холщевую рубашку и такие же штаны. Посмотрел на Яниса ясными, голубыми глазами и так же, как появился, исчез.

Собираясь с силами, гость прикрыл глаза, ждал, пока перестанет кружиться голова. Изнутри опять подкрался кашель. Сморщился от боли, отдающей в руку. Пока кашлял, дверь опять открылась. Пригибаясь под низкой подушкой, внутрь вошла черная старуха. За ней заскочил тот самый мальчик, стал с интересом рассматривать человека с ветру.

— Одыбался, сердешный, — без улыбки, со строгим лицом и стянутыми в одну линию губами, заговорила бабушка и подала со стола туесок. — На вот, пей отвар. Всю ночь бухал, простыл видно. В реке купался?

— Да, переплывал, когда к вам шел, — принимая еще теплый настой, ответил Янис.

— Оно и зримо. В мокрой одежде да босыми ногами по земле. Кабы чахотка не пробила, — покачала головой та, но приободрила: — Но покуда ты с нами, хвори не бойся, выходим. Никодим не таких выхаживал. Пей больше отвара да мед ешь.

— Спасибо, матушка, — с благодарностью ответил Янис и замолчал на полуслове.