Луиза Эрдрих - Лароуз

Лекарство проникло в кровь, и ноге сразу стало тепло. Боль таяла и впитывалась в сиденье. Тем не менее у него на сердце заскребли кошки, когда он вспоминал, как упорно Ландро не хочет признавать их общее прошлое.

«Ты, старый ублюдок, чертов вояка!» — радостно воскликнул Ромео, проснувшись позже, когда стали показывать интервью с Рамми. Звук был выключен, и елка, благоухающая манго, сияла вовсю. Погрузившись в уютную полудрему, Ромео теперь спокойно воспринимал обиду, совсем недавно его душившую. Ландро, пожалуй, не стоило лезть вон из кожи, чтобы украсть привязанность Холлиса, думал он. Совершенно рехнулся, решил отдать моего сына в военную службу! Это Ландро втянул меня в историю с побегом, и нечего ему всю жизнь делать вид, будто он обо всем забыл. Ландро надо делиться добром, которое при его работе само идет в руки. Ему не стоит воображать, что память у людей короткая и они все позабыли. Потому что с памятью у них все в порядке, и в этих краях никогда не прекращали вести о нем разговоры. Ромео сам их слыхал, и Ромео знает. Ландро не следует думать, будто все шито-крыто, — потому что есть человек с хорошим слухом, который всегда может навострить уши, когда люди начинают шептаться. У этого человека есть мозги, чтобы понимать тайные разговоры между медиками. И сердце этого человека, сморщенная изюмина, полная одиночества, обгорелая раковинка, знает, что значит потерпеть неудачу в любви. Проиграть завравшемуся лжецу. Но Ромео готов держать пари, что его черная злость заставит лопнуть тот поганый мешок, который Ландро носит в груди вместо сердца. Ах, если бы он смог накопать на Ландро что-то стоящее и прихлопнуть его.

Лето заканчивалось, и зудящая скука приводила Мэгги в полуобморочное состояние. Ей уже исполнилось тринадцать, но жить приходилось по-прежнему в теле маленькой девочки. Ни грудей, ни месячных. Слишком взрослая, чтобы вести себя как ребенок, слишком несформировавшаяся, чтобы чувствовать себя подростком, она не знала, как ей поступать. Она сделала бутерброд, взяла бутылку шипучки и отправилась в лес. В нем были старые тропинки, протоптанные давным-давно, в те времена, когда люди еще ходили пешком, навещая друг друга или направляясь в поселок — в школу или церковь. Были и новые тропы, проложенные мальчишками, гоняющими на мопедах и квадроциклах. Часто Мэгги сходила с тропы, продираясь сквозь переплетенные ветки кустарника, чтобы попасть в потаенные места, где ощущала покой или смятение души. Когда она покидала тропу, могло случиться все что угодно, однако ничего плохого до сих пор не произошло. Никто ничего не замечал. Лароуз часто проводил время со своей семьей, а Питер работал.

Когда мать перестанет присматривать за ней? Прекратит контролировать? Бросит шпионить?

Мэгги сидела на дереве и смотрела на то, что, по ее мнению, было наркопритоном, так как входную дверь охраняли цепные черные мускулистые собаки. Она караулила в течение целой недели, ожидая увидеть, как туда войдут или выйдут наркоманы. Наконец подъехал автомобиль. Из него вышла женщина, которую Мэгги узнала. Это была ее любимая воспитательница из пришкольного детского сада. Год, проведенный в этом детском саду, был единственным, когда Мэгги вела себя хорошо. Мускулистые собаки повалились перед миссис Свейт на спину, чтобы та почесала им животы. Когда она вошла внутрь, собаки последовали за ней, как дети. Мэгги очень хотелось прокрасться за ними, но ей пришлось отвернуться: она знала, что внутри дома миссис Свейт угощает собак молоком и печеньем. Наверное, она читает им книжки. Вырезает с собаками фонарики из толстой цветной бумаги. Мэгги пошла домой.

На следующий день она наблюдала у болота, как медведь выкапывал из земли какие-то корешки. В другой раз лиса высоко подпрыгнула в траве, выгнувшись дугой, и убежала с мышью в зубах. Потом ей показались олени. Их чувства были обострены, они то и дело останавливались, чтобы передернуть ушами и повести носом, подмечая все запахи, прежде чем выйти на открытое место. Еще она видела, как летела грязь из-под лап барсука, копавшего себе нору. Белоногие мышки с милыми глазками. Синие ласточки, снующие в воздухе, нарезая круги. Парящие ястребы, зависшие в одной точке, словно по мановению волшебной палочки. Ворóны, кувыркающиеся в потоках воздуха, словно гимнастки на спортивном бревне. В лесу Мэгги теперь чувствовала себя куда свободней, чем в доме, где обитала ее семья.

Однажды она сидела высоко на дереве, отрывая лапки лесному клещу. Вдруг что-то большое обрушилось на нее, словно немой призрак. Она прильнула к стволу, едва ли не распластавшись по нему. Только бы удержаться. Мэгги почувствовала, как чьи-то пальцы слегка коснулись ее волос, а потом неведомая тварь ринулась вверх, без звука исчезнув среди листвы, словно та всосала ее. Мэгги нелегко поддавалась испугу, но тут она почувствовала, как сперло дыхание. Она спустилась пониже, но примерно на полпути к земле почувствовала, как давешнее нечто опять приблизилось к ней. Девочка прижалась к стволу. Сова с огромными горящими золотыми глазами села на ветке прямо перед ней, щелкнула клювом и уставилась на нее каким-то нереальным голодным взглядом. Мэгги отвернулась и посмотрела назад. В этот момент ее сердце распахнулось, и она подпустила птицу. Сова набросилась на нее. Девочка выставила вперед руки, и острый, как бритва, клюв, оставил глубокие порезы у нее на запястьях. Ее крики, однако, произвели на сову должное впечатление. Во всяком случае, она держалась от Мэгги на расстоянии, пока та спускалась на землю. Потом, когда Мэгги продиралась сквозь кустарник, сова еще раз налетела на нее. От страха у девочки волосы зашевелились на голове.