Элизабет Страут - Когда все возможно

— Ну, рассказывай, рассказывай, как ты? Дай тобой надышаться, — говорила мать, засовывая в рот большой кусок мясного рулета.

— У меня все хорошо. Завтра вечером мы встречаемся с Анджелиной. Ее муж бросил. — Пэтти положила на ломоть мяса картофельное пюре, а сверху еще и кусок сливочного масла.

— Не знаю, о ком ты говоришь. — Мать отложила вилку и лукаво посмотрела на Пэтти.

— Об Анджелине. Одной из сестер Мамфорд.

— А-а-а, — протянула мать, медленно кивая, — теперь поняла. Их мать звали Мэри Мамфорд. Ну да, конечно. Так себе особа.

— Ничего не «так себе»! Анджелина — вообще великий человек. А ее мать мне всегда казалась очень милой.

— Она и впрямь была милая , ничего не скажешь. Но в целом так себе. По-моему, родом она была из штата Миссисипи. А замуж вышла за богатенького сынка этих Мамфордов, и родила ему целый выводок девчонок, и денег кучу огребла.

Пэтти открыла рот, собираясь спросить у матери: разве она не помнит, что Мэри Мамфорд несколько лет назад, когда ей было уже за семьдесят, сама бросила своего богатого мужа? Но так и не спросила. И не стала рассказывать, как они с Анджелиной стали подругами — между прочим, как раз из-за ухода их матерей из дома.

«Мне тогда очень хотелось его убить, — признавался ей Себастьян, вспоминая о своем кошмарном детстве. — Нет, правда, больше всего мне хотелось его убить». «Ничего удивительного», — сказала Пэтти, а он прибавил: «И мать тоже». И Пэтти снова его поддержала: «И это тоже вполне естественно».

Пэтти окинула взглядом маленькую кухоньку матери. Там царила безупречная чистота, нигде ни пятнышка, а все благодаря Ольге. Эта женщина, чуть постарше Пэтти, приходила сюда два раза в неделю. И все же пластик на обеденном столе потрескался от старости, особенно на углах, а занавески на окнах, когда-то голубые, совсем выцвели. А еще со своего места Пэтти видела на другом конце коридора в углу гостиной старое синее кресло-мешок, с которым мать даже по прошествии многих лет расставаться ни за что не желала.

А мать вовсю предавалась — в последнее время с ней это случалось особенно часто — воспоминаниям.

— Ах, какие танцы устраивали у нас в клубе! Боже мой! Как же там было весело! — И мать восхищенно качала головой.

Пэтти положила еще ломтик масла на горячее картофельное пюре, быстренько все это съела, отодвинула от себя тарелку и сказала:

— А Люси Бартон мемуары написала.

— Что ты сказала? — недопоняла мать, и Пэтти повторила.

— Да, я ее, пожалуй, помню. Они еще в гараже жили, а потом тот старик умер — понятия не имею, кем он им приходился, — и они в дом перебрались.

— В гараже? — удивилась Пэтти. — Так, значит, туда мы с тобой ходили? В гараж ?

Мать ненадолго задумалась.

— Не знаю, не могу вспомнить. Помню только, что она очень недорого брала за работу, вот я и пользовалась ее услугами. А шила она, кстати сказать, замечательно и никогда даже лишнего пятицентовика не просила. — Мать снова немного помолчала. — А знаешь, несколько лет назад я Люси по телевизору видела. Знаменитость! Она вроде бы какую-то книгу написала. Теперь в Нью-Йорке живет. Блеск! Трам-пам-пам.

Пэтти глубоко и несколько судорожно вздохнула. А ее мать снова потянулась за капустным салатом. При этом движении халат на ней совсем распахнулся, и Пэтти на мгновенье увидела в вырезе ночной рубашки ее плоскую высохшую грудь. Они посидели еще немного, потом Пэтти встала, убрала со стола и быстренько вымыла посуду.

— Давай-ка проверим, как ты принимаешь лекарства, — предложила она.

Мать лишь пренебрежительно отмахнулась. Тогда Пэтти принесла из ванной комнаты коробочку с несколькими отделениями, в каждом из которых лежала дневная порция материных медикаментов. Ей с первого взгляда стало ясно, что со времени ее последнего визита мать ничего не принимала, и она снова принялась объяснять важность каждого из назначенных средств. Мать сказала: «Ладно, ладно, я приму», и взяла те таблетки, которые протянула ей Пэтти.

— Лекарства необходимо принимать регулярно, — внушала ей Пэтти, — иначе ты инсульт заработаешь. — О том, что некоторые из этих таблеток были якобы призваны замедлить у ее матери развитие старческой деменции, она решила даже не упоминать.

— Да не собираюсь я никакой инсульт зарабатывать! Хрен вам, а не инсульт!

— О’кей. Тогда я, пожалуй, пойду. Но скоро снова к тебе загляну.

— Ты оказалась лучшей, — призналась мать, когда Пэтти уже стояла в дверях. — Жаль только, что ты так располнела от этих «приносящих счастье» таблеток, но ты все еще хорошенькая. Уверена, что тебе уже пора.