Кристоф Хайн - Смерть Хорна. Аккомпаниатор

— По-вашему, за Ирену можно особенно не волноваться?

— Этого я не говорил. Я наблюдаю за вашей женой с тех пор, как она сюда переехала. Ее состояние беспокоит меня. Она пропадет здесь, увянет.

— Тогда помогите ей.

— Это не в моих силах. Она не больна, а несчастна.

Я подлил вина. Доктор, конечно, прав, но я ничего не мог изменить. Я чувствовал, что лицо у меня стало пустым и серым.

— Я не знаю, что делать, и это хуже всего.

— Я тоже не знаю, однако советую что-либо предпринять. Нас с вами, господин бургомистр, уже не жалко. Но об Ирене позаботьтесь. Это ваш единственный долг на земле.

Неожиданно у меня задрожали руки. Я едва удержал бокал и пролил вино. Встав, я взял тряпку и вытер стол. Я чувствовал, что Шподек следит за мной, и сказал извиняющимся голосом:

— Это от усталости. Перенапряжение.

— Приносите себя в жертву, не так ли? Неустанно и самозабвенно служите на благо городу?

— Почему вам хочется задеть меня? Да и как мне жить иначе, я ведь еще не пенсионер.

Доктор весело хохотнул.

— Напрасная трата сил. Наш город того не стоит. Зря вы приехали сюда.

— Какого черта, доктор? Вас это не касается.

— Верно. Но не забывайте о жене. Нельзя было забирать ее из большого города в такую дыру, как Гульденберг. Ей нужна полнокровная жизнь, разнообразие, смена впечатлений. Здесь она чахнет. Ведь она же красавица, ей-богу.

— Похоже, вы немножко влюблены в нее, доктор?

— Вас это удивляет? Полагаю, я не единственный мужчина в Гульденберге, который немножко влюблен в Ирену. Для нашего захолустья она слишком незаурядное явление. Да, я немножко влюблен. И потому, господин бургомистр, я злюсь на вас за то, что вы обрекли такую красивую женщину на прозябание здесь.

Пылкость, с которой он вдруг заговорил, вызвала у меня улыбку:

— К сожалению, я бургомистр Гульденберга, а не Лейпцига.

— Но, по слухам, вы еще и историк?

— Я был им, доктор. Однако голова моя плоховато приспособлена для сухих наук. Я больше практик.

— Понятно. А главное, не будем забывать, что пути науки не ведут к вершинам власти. Не так ли, господин бургомистр?

Мне захотелось его ударить. Его ирония ранила меня тем больше, что с грубой прямотой напомнила, в какой жалкой дыре тратил я свои годы и свои способности. Вместо этого я громко и добродушно рассмеялся. Работа на руководящих должностях приучила меня к самодисциплине.

— А почему, собственно, вы никогда не ходите с женой на наши четверги? — спросил Шподек. — Там бывает довольно интересно. И вам как бывшему историку…

— Нет времени, дорогой доктор. Я не могу себе позволить работать по четыре-пять часов в день, как это делаете вы.

— Найдите время. Сообщения Хорна всегда любопытны — правда, немного скучноваты, но зато поучительны. Все-таки что-то новенькое в нашей провинции.

Мой внутренний будильник тревожно зазвонил — я заметил, как в глазах Шподека блеснула настороженность. Я понимал, что именно хотелось ему выведать у меня.

Равнодушным голосом я спросил:

— А чем интересует краеведение вас, доктор?

— Да особенно ничем. Просто на этих четвергах даешь зарядку серому веществу мозга. Надеюсь, подобные интеллектуальные нагрузки, пусть и незначительные, замедлят мое полное отупение.

Пригубив вино, Шподек спросил:

— Насколько я слышал, вы с Хорном были коллегами в Лейпциге?

— Верно.

— Коллегами, но не товарищами. Это тоже верно?

— Хорн состоял в Лейпциге в нашей парторганизации.

— Ясно-ясно. Вроде бы между вами, господин бургомистр, там вышла какая-то история?

— Кто вам это сказал? Хорн?

— Нет, успокойтесь. Хорн помалкивает. К сожалению, помалкивает — это я как врач говорю. Такое молчание будет стоить ему двух-трех лет жизни. Он не способен выйти из себя, выговориться, пусть даже выкричаться, выплакаться. Классический случай претендента на инфаркт. Любой медицинский справочник вам это подтвердит.

Он замолчал и выжидающе посмотрел на меня. Я спокойно выдержал этот взгляд.

— Не хотите говорить на эту тему?

— Вас, доктор, она не касается.

Он кивнул и снова оглядел кухню. Он изучал кухонный шкаф и самодельные полки так пристально, словно хотел запомнить их конструкцию.

— Пусть Ирена полежит несколько дней. Вы занятой человек, бургомистр. Если вас это не обидит, я присылал бы сюда ради Ирены нашу экономку помогать по хозяйству на пару часов в день.

— Не надо, доктор. Меня это не обижает, но я не привык, чтобы меня обслуживали.