Тамара Лисицкая - Идиотки

— Я давно определилась, мам! — тихо вмешалась именинница.

— Ну, допустим… Допустим, она уже определилась. Тогда мне бы очень хотелось, чтобы ее мечты наконец поскорее стали явью. Поздравляю тебя, моя дорогая.

— Спасибо.

Лена чокнулась с мамой, приложилась бокалом к бокалам и стаканчикам гостей. Праздник начинался как всегда.

Наташа протянула Анжелке стакан для сока, в котором на четверть переливалась водка.

— Пей, — сказала она.

— А что это? — сестрица сунула нос в стакан, сморщилась. — Фу! Не буду!

— Пей, говорю!

— Она невкусная!

— Пока не выпьешь — еду не тронешь.

Анжелка зло схватила стакан и выдула большими глотками.

— Эй! Эй! — Костик бил Анжелку по лопаткам. — Эй! Молодежь! Вы чего? Даже я так не пил в вашем возрасте! А ну, закусить ребенку организуйте быстренько!

Анжелка заливалась слезами, дышала как рыба в осколках аквариума на полу, но закусить не смогла: Наташа хладнокровно отодвинула тарелку с салатом подальше.

— Все в порядке, дядя Костя. Я за ней присматриваю.

— Точно?

— Точно!

— Нет, Наташ, погоди… Тут же дело такое!

— Дядя Костя! Все нормально! Так надо!

— Ну, ладно. Только вы там поаккуратнее, хорошо? А то еще придется по домам разводить…

Маргарита Петровна этого всего не видела. Сразу после выступления она ушла в свою комнату, прикрыла дверь и прилегла на диван. Кошка привычно шлепнулась на голову и тут же заурчала, начала запускать коготки в волосы, добивая до кожи…

— Рита?

Костик сунул нос в дверь, постучался.

— Я отдыхаю, не мешай, пожалуйста!

— Да я ненадолго. Скоро уйду…

Он вошел, присел на краешек дивана. Пришлось и Маргарите Петровне сесть, уставиться в угол, сделать холодное лицо.

— Я не должен был приходить, ты хочешь сказать?

— Я ничего не хочу сказать.

— Это плохо.

— Плохо другое.

— Что?

— Ты знаешь.

— Рита. Все мы грешны. Ты вот книги читаешь, я пью. Каждый сходит с ума по-своему.

— Сходи с ума в другом месте, пожалуйста.

— Я это и делаю последние два года. Просто я страшно соскучился. Хотел вас с Леной увидеть.

— Ну, что ж…

— Она так выросла! Такая большая стала.

— Да.

— А ведь она тоскует по телевидению! Это ясно.

— Почему? — Маргарита Петровна усмехнулась. — Потому, что ты тоскуешь? Я думаю, у нее достаточно сил и таланта, чтобы выбрать себе другое занятие.

— Рит, ну зачем же так? Я ведь не воевать пришел. И оставаться не собираюсь, даже если попросишь… Не надо ускорять мой уход.

— Я жалею только об одном, — Маргарита Петровна встала, подошла к окну, к вьюге и новогодним огням. — О том, что привела ее тогда на телевидение. Все были бы счастливее, если бы этого не произошло. Ты пил бы себе, как всегда. Она бы росла обычной девочкой, без претензий, отучилась бы на своем филфаке, жила бы нормальной жизнью… А я…

— А в твоей жизни ничего не изменилось, Рита. Ты как жила обычной, нормальной жизнью, так и продолжаешь ею жить. Только не думай, что счастье в покое. Счастье — это когда тебе нравится то, что ты делаешь. А еще счастье в переживаниях и любви, и в мучениях по любому поводу, в мучениях, которые заканчиваются победой. И даже поражение — это счастье, потому что оно дает тебе слезы и злость. А без всего этого нет ни жизни, ни счастья.

— И ты считаешь, что имеешь право все это говорить?

— А почему я не имею права, Рита? Потому что я старый алкаш? Потому что меня вышвырнули с моей работы и забыли навсегда? Потому, что я работаю дворником? Нет, Рита, это не повод быть несчастным. Это просто повод искать деньги, крутиться и вычеркнуть из записной книжки несколько телефонов.

Он подошел к двери.

— И если что-то и убивает меня, так это невозможность жить с вами. Я вас люблю.

— Уходи, Костя.

Если бы в комнате в это время было третье лицо, оно бы заметило, что оба эти человека сгорбились и за десять минут разговора постарели на десять лет. Но такого лица не было, и поэтому все случилось так, как случилось.

— Я больше не потревожу тебя, Рита. Прощай.

Она не ответила. Только смотрела в окно.

— А где Костик? — Лена осмотрелась, вышла в коридор. — Куртки нет. Народ, дяди Костика никто не видел?

— Да курить пошел, скорее всего!

Лена успокоилась, вернулась за стол.

— Ну, вот! — Ирочка взмахнула вилкой. — Я ему говорю — отвали, а он — поцелую и отвалю!

— А ты?

— Ну, что? Пришлось целовать!

Нет, неинтересно. Иркины байки хороши только первые четыре часа. А потом от них начинает мутить. Лена повернулась к Роме.