Тамара Лисицкая - Идиотки

Маргарита Петровна с тоской понимала, что не может дать своей дочери никаких дельных советов. Ах, какая это была мука — видеть при свете юпитеров всю нелепость своего детеныша. Восхитительная, воздушная Ирочка, девочка из сказки, с улыбкой до ушей, с подкрашенными голубыми тенями глазками, и угрюмая, конопатая Лена с косами-палочками. Одно утешало — наличие рядом такой же нелепой и угрюмой Наташи.

— А что это у вас солистки такие мрачные? — спросил режиссер.

— Мрачные? — Виктор Николаевич подошел поближе к девочкам. — Ну, не такие уж они и мрачные. Смотрите, какие они на самом деле веселые у нас!

А потом вдруг быстро, на ходу, скорчил смешную рожу — взрослый человек, педагог! — и вернулся на место. Никто ничего не видел.

Записали с одного дубля. Дядя-оператор даже поаплодировал волосатыми пальцами, ему было очень приятно узнать, что работы стало меньше.

Потом что-то где-то перегорело и в павильоне все-таки устроили большой общий антракт.

— Правда, она прелесть? — Валентина Сергеевна догнала Виктора Николаевича и заглянула своими прекрасными глазами в его глаза. — Такая гармоничная девочка!

— Валентина Сергеевна, — Виктор Николаевич остановился и на мгновение погасил улыбку.

Мама Ирочки с готовностью кивнула. Но продолжения не последовало. Виктор Николаевич несколько секунд размышлял, потом громко и выразительно вздохнул — такой вздох привел бы в сильный трепет чувствительную персону — и пошел дальше.

— Так все-таки? — крикнула Валентина Сергеевна, красиво взмахнув пальчиками. — Виктор Николаевич! Может, вам еще коньяка хорошего достать?

— Завтра! Все завтра!

Дети и родители собрались в той же комнате-переодевалке, на тех же сумках, в том же радостном бардаке.

— Завтра нам устроят отдельное прослушивание, — Валентина Сергеевна извлекла из сумочки бутерброд с сырокопченой колбаской и протянула дочке. — Ира! Салфетку не снимай! Испачкаешь пальцы!.. Я бы на вашем месте тоже попыталась как-то устраивать будущее вашей девочки. Учтите: они вырастут, уедут, и вы останетесь ни с чем! Надо воспитывать, пока слушаются.

Маргарита Петровна украшала Лену бантиками. Разумеется, сейчас в бантиках не было никакого смысла, но сидеть, сложа руки, не получалось. А бутербродами она не запаслась.

— Я не хочу больше! — сказала Ирочка, возвращая маме измусоленный батон. — Лена! Пойдем к клоунам!

— Пойдем, — Лена с готовностью сорвалась с места. Обе взялись за руки и дунули куда-то. Вслед за ними потянулась и бесхозная Наташа.

— Ира! Только я тебя умоляю! Не трогай ничего руками! — Валентина Сергеевна завернула недоеденный бутерброд в салфетку. — Глаз да глаз за ними нужен. Я так устаю. На двух работах работаю. Плюс старшему сыну сессию сдаю… Очень трудно быть хорошей мамой, скажу я вам… Кстати, как вы думаете, где здесь режиссер? Хочу поговорить с ним, вдруг предложит Ирочке какую-нибудь роль.

Клоуна девочки заприметили, когда снимались. В углу павильона, за домиком-декорацией, лежал себе клоун и спал.

— Может, он умер? — радостно предположила Ирочка. — Я видела мертвых! Они тоже лежат на спине и пальцы у них вот так сложены!

Наташа наклонилась, понюхала.

— Спит. От него водкой пахнет.

— Так он настоящий?

— Клоуны все настоящие! Только мой брат Сергей не настоящий клоун! Мама ему так и говорит — плохой из тебя клоун, Сергей!

— Надо разбудить и спросить.

— Разбуди!

Лена посмотрела на девочек:

— Да? Разбудить?

— Ага! Разбуди! Трусишь?

— Сама ты трусишь…

Конечно, надо ответить, что не трусит. Но ведь трусит! Был бы клоун в нормальном клоунском виде, ходил бы с шариками, показывал фокусы — тогда можно и на дружбу надеяться. Но этот клоун спал. Спал почти сидя, уложив голову на декоративную скамейку. Рот у него был открыт, а красный нос-шарик сдвинут на лоб.

— Дядя, вы клоун?

Клоун пронзительно свистнул носом. Девочки захихикали.

Лена осмелела, тронула его за щеку.

— Дядя! Вы спите? Вы клоун?

Клоун разлепил одно размалеванное веко и мутно всмотрелся в Лену.

— Мы тут с девочками пели…

Клоун закрыл рот и медленно сел, тяжело моргая.

— Мы тут… пели…

— А что случилось? Который час? Что надо?

Голос у клоуна был хриплый, не клоунский. Лена беспомощно оглянулась.

О том, что делать после того, как клоун проснется, они не думали. И сейчас вполне могло случаться что-то ужасное. Вдруг этот клоун голоден? Вдруг он какой-то специальный, сторожевой клоун?