Тамара Лисицкая - Идиотки

— А где он? Покажи!

— Думаю, он сидит в какой-то специальной комнате и наблюдает за всем из окна. А разговаривает по микрофону, Леночка! Мне надо уйти!

— Не уходи, мама!

— Я буду вон там! Буду стоять и махать тебе!

— Хорошо! Только все время стой и маши!

— Давайте начинать, ребята! — проорал невидимый режиссер, и все началось.

Виктор Николаевич почти не нервничал, только улыбался очень странно, как будто у него закоченело все лицо. Ходили какие-то люди, разговаривали с режиссером-невидимкой.

— Сейчас увидите, как загорится лампочка «Микрофон включен», потом пойдет фонограмма, и начнете петь, слышите? И улыбайтесь, как будто вам всем дали по килограмму халвы!

— А что такое «фонограмма»? — спросила красавица Ирочка у старших девочек. Она легко общалась и со старшими, и с младшими. Никаких проблем.

— Это когда мы только будем рот раскрывать, а петь не будем.

— Только раскрывать? А как мы попадем в слова?

— Ну, не знаю…

— Я не умею петь фонограмму!

— Научишься!

— Ты умеешь петь фонограмму? — спросила Ирочка толстую фиолетовую Лену.

Лена еще больше испугалась и поняла, что пришел конец. Она знала много песен, прилежно учила тексты, распевалась дома громким голосом, отчего соседи вежливо советовали отдать девочку в спорт… Но песню, которая называется «Фонограмма», она не знала…

— Наташа! Ты выучила «Фонограмму»?

Дикая Наташа дернула костлявым плечом, как бы говоря: а не выучила! И мне все равно!

От этого Лене стало чуть-чуть легче, и она начала вертеться, смотреть по сторонам.

Светло-пресветло! А на потолке — столько разных штуковин! И блестящий шар, как в цирке. Дети из хора шепчутся, крутят ушастыми головами, тычут пальцами. Лена проследила за одним таким пальцем, и ее взгляд еще раз прошелся по зеркальному шару, по стеклянной будке со спрятанным режиссером, по дяде-оператору в усах, но слоноподобной, жирафообразной камере с голубым глазом и остановился на нежном профиле стоящей рядом Ирочки…

Ирочка. Они знакомы уже тысячу лет — с Нового года. И до последнего времени Лена относилась к ней, как к подружке, еще одной девочке, с которой можно поиграть, попеть песни и посмотреть, что у мягких игрушек внутри. А вот совсем недавно Лена вдруг как-то ясно и самостоятельно заметила, что Ирочка чудо как хороша.

— У нее такие волосы — белые, длинные, как у куклы, — ныла она вечерами, изучая свое изображение в зеркале. — У нее лицо, как на рисунке, и ножки такие тоненькие!

А мама, Маргарита Петровна, молчала и улыбалась, надеясь, что ребенок печалится просто так, от безделья. Ну, невозможно ведь в десять лет серьезно интересоваться собственной внешностью? Вон Маргарита Петровна и в сорок еще не интересуется.

— Запись!

Где-то вверху, в темноте, вспыхнули красные буквы «МИКРОФОН ВКЛЮЧЕН!» и зазвучала знакомая песня. А потом в воздухе еще и запело! Само собой! Лена даже услышала свой собственный голос! Это было так поразительно, что половина хора, самая мелкая и несерьезная, стала волноваться и звать мам, убегать в их объятья… Начали сначала.

Опыт пришел незаметно, как это и бывает. Оказывается, петь на телевидении не надо, надо только притвориться, что поешь. Это было страшно весело! Девчонки незаметно переглядывались и давились от хохота, а Виктор Николаевич, исполняющий обязанности дирижера, посылал им грозные взгляды. Один раз песня вдруг остановилась, а хор продолжал петь вполголоса, растерянно и фальшиво.

— Стоп, еще раз все то же самое! Извините! — сказал режиссер. — Вы все делали правильно. Это мы виноваты.

Виктор Николаевич показал девочкам кулак, и все началось сначала.

Оказалось, что сниматься страшно утомительно. Уже после пятого дубля дети раскисли и все время норовили убежать, попрыгать, присесть, прилечь. Виктор Николаевич покрылся мелкой испариной, но держал марку и только морщился иногда, как от зубной боли, пытаясь организовать своих овечек.

— Ладно, — смирился с действительностью и невидимый режиссер. — Пусть передохнут. Будем писать солистов.

А самыми главными и проблемными солистами значились как раз Лена, Ирочка и Наташа. Младше их была только хоровая массовка, которую сейчас выгнали в холл поостыть… Режиссер хотел и наших девочек оставить на потом, но передумал. Потом у них расплетутся косы, они обязательно заляпают чем-нибудь свои платья, захотят спать… Писать немедленно, пока стоят на ногах и на месте!

— Ира! Ира! — нервничала Валентина Сергеевна, толкая сумкой оператора. — Держи спину, Ира! Улыбайся! Ручки сделай, как мы учили!