Тамара Лисицкая - Идиотки

— Я хотела бы уехать.

— Мы все хотим уехать, уже поздно!

— Мне надо домой.

— И мне надо домой! Ты ведешь себя как-то странно!

— Мне надо домой…

— Да едем уже! Едем!

Они сели в машину, и Г. тоже замолчал, выражая лицом полное безучастие. Вообще-то ему хотелось бы чуть-чуть поругаться, но при этом он помнил о Наташином потенциале, и минус на плюс дали визуальное безразличие.

— Я, конечно, не очень разбираюсь в загадочной женской душе, но еще час назад ты была милой, общительной девушкой… И вдруг уходишь, и с тобой что-то такое происходит, отчего ты меняешься на сто восемьдесят градусов!

Молчит.

— Наталья, пойми, я бы не спрашивал… Но если твоя печаль вызвана какими-то моими действиями, то я обязан это знать! Я заинтересован в хороших отношениях с тобой, я собираюсь с тобой работать, это как минимум…

— Ты ни при чем!

— А кто при чем? Инвестор? Какая-нибудь прохожая уборщица не так посмотрела? Я не смогу спать спокойно, если ты не скажешь!

— Я узнала, что умер один очень дорогой для меня человек!

— Ах, вот так даже, — Г. поднял брови. — Ну, тогда… Мне очень жаль…

Он довез ее до дома, сделал потише музыку.

— Хочешь поговорить?

— Нет.

— Ты очень закрытая.

— Да.

— Что я могу для тебя сделать?

— Ничего.

— Ну, давай я тебя завтра заберу, и съездим куда-нибудь за город, поедим шашлыков?

— Нет. Я пойду.

— Ну, невозможно с тобой работать… Наташ, я не хочу тебя поучать, но есть истины, которые понимаешь только со временем. Например, правду об одиночестве. Я ее понял лет в тридцать шесть, когда столкнулся с реальной проблемой нехватки рядом одного-единственного друга и одной-единственной женщины. До поры до времени все это кажется сентиментальной мутью, но проходят годы, и стадная генетика делает свое дело. Человек так устроен, ему необходимы другие люди. Даже очень сильный человек не сможет долго существовать в одиночку, и если бы ты знала, сколько я упустил, не умея окружить себя близкими… Я знаю, что это не первый случай, когда ты справляешься одна. И еще будут такие случаи. Но ты выбрала самый трудный и неприятный способ решения проблем. Я не в том возрасте, чтобы воспользоваться ситуацией и тащить девушку, которая находится в состоянии аффекта, к себе в постель. Я даже в молодости так не поступал. И моя назойливость сейчас обусловлена только искренним желанием поддержать тебя. Я не хочу, чтобы ты сейчас сидела у окошка и плакала одна!

Наташа спокойно выслушала, потом аккуратно открыла дверь, но не вышла из машины.

— Увези меня куда-нибудь, — сказала она вдруг, и подбородок задрожал. — Увези! Я больше не хочу жить! Я больше так не могу!

Лена ночевала у мамы, у Маргариты Петровны. Слава Богу, ключи у нее были, не пришлось будить. Она просто скользнула в ванную, полотенцем стерла слой лица, даже свет и воду не включала. Потом так же тихо, по воздуху, просочилась в свою комнату. Маргарита Петровна, конечно, проснулась, осторожно постучала в дверь.

— Лена?

— Мам! — Лена старалась звучать сонно, устало. — Извини! Там у Сергея гости! А я хочу тишины! Я переночую здесь, ладно?

— Конечно! — Маргарита Петровна еще постояла в темноте, думала, войти или нет. Решила, что дочке надо отдохнуть, и не вошла. Зато вошел Васька и по-простому запрыгнул к Лене на колени.

Так они и провели ночь. Васька — на коленях Лены. Лена — у окна.

Меньше всего она думала сейчас о Сергее, о его подлой натуре. Сергей перестал раздражать и растворился на такие мелкие фрагменты, что не значил почти ничего. Всю Лену сейчас занимала одна мысль: смерть. Причем она даже не сокрушалась, просто привыкала. С вытаращенными от ужаса глазами.

К утру она умерла настолько, что ее можно было резать без анестезии. Она стала тоньше и совершеннее. Оказалось, что в ее жизни было так много лишнего, каких-то хлопот, до того ничтожных в контексте смерти, таких далеких. По сути, остались только мама, подруги и, конечно, сама Лена. Все остальное: работа, одежда, Сергей, его девушки, журналисты, презентации — все ушло за черту и было удалено.

И еще Лена постаралась убежать сразу же, как начали ходить троллейбусы. Она не знала, как вести себя с мамой, что ей говорить, говорить ли вообще. Нет, когда-то надо будет сказать, но сказать спокойно, уверенно, а сейчас она не сможет сказать спокойно, уверенно, сейчас она выглядит как зомби и звучит так же.

Надо привыкнуть.

Нашла какую-то девичью одежду пятидесятого размера, сполоснула лицо водой из чайника и вот так вышла на улицу.