Анна Смерчек - Ночной сторож для Набокова

Зачем мы это читали? Из-за бабочек, точно. Я пробежал глазами по строчкам:

«…черный бант мелькал, как огромная траурница, — и Машенька вдруг остановилась…»

Что? Я посмотрел на обложку книги. Там значилось: «Владимир Набоков. Избранные произведения. Другие берега. Машенька» Машенька? Какая Машенька? Моя Машенька? Что за дела? Я вернулся к началу повести и начал читать. Страница за страницей герой рассказывал о себе, о своей жизни в Берлине. Ни о какой Машеньке речи не было, была только Людмила, Клара и несколько других тоскливых каких-то персонажей. Так что я пару раз даже ещё раз посмотрел на обложку и в оглавление. Я читал так, как будто гнался за кем-то, торопился, перескакивал строчки, но потом возвращался и перечитывал эти места, потому что боялся упустить что-то важное. Перелистывая страницу, я сразу пробегал её глазами в поисках большой буквы «М», она почти не встречалась, и каждый раз это не было словом «Машенька». «Машенька» появилась только на 51-ой странице. И то как-то не по-настоящему, а только в воспоминаниях.

— Здравствуйте, молодой человек! Чем это Вы так увлеклись?

Надо мной стояла Алина. Я даже не заметил, как она пришла. Это что, они уже открылись? Ну да, я ведь уже прочитал полкниги, времени много прошло…

— А? Ну да, то есть, здравствуйте Алина Александровна, то есть Алексеевна.

— Что это у Вас? — не унималась она.

— Это? Это «… тот женский образ, который спустя месяц он встретил наяву» — прочитал я вслух то место, на котором как раз остановился. Настолько странно всё было, что почему-то я побоялся произнести её имя, оно же название книги. Но Алина сразу поняла:

— Набоков? «Машенька»? Почему Вы эту книгу выбрали? По школьной программе теперь проходят?

— Нет, то есть да… — я совсем не хотел с ней разговаривать, мне нужно было скорее дочитать, понять, узнать всё о Машеньке. Но вдруг я подумал, что, может, Алина сумеет мне помочь, что если она сможет как-то объяснить, что со мной произошло. Но прямо спросить я, само собой, не мог. Как бы это прозвучало? «Я тут по ночам с одной девочкой встречался. Ничего такого, не подумайте: мы просто чай пили и книжки читали. Её кстати тоже Машенька зовут. Так вот, Вы не знаете, почему её Набоков в своей книге описал почти сто лет назад?» Тут-то она и сдала бы меня в полицию. Или в психушку. Поэтому я сказал:

— Это я читаю из-за бабочек. Мне папа рассказывал, что Набоков увлекался бабочками. А я ими тоже немного как бы увлекаюсь.

— Да, папа ваш правильно сказал. Кстати, Набоков увлекся энтомологией именно благодаря книгам, ещё в детстве. Он проводил лето в имении родителей, в Выре, и нашел на чердаке книги одной немецкой художницы 17 века. Она очень точно изображала цветы и насекомых. Набоков уже тогда, лет с семи, начал собирать коллекцию бабочек. Между прочим, за свою жизнь он открыл …не помню уже сейчас точно, но что-то около тридцати видов бабочек. И некоторые из них названы в честь героев его произведений.

— И в честь Машеньки есть бабочка? — спросил я.

— В честь Машеньки не знаю, но в честь Лолиты точно есть, — сказала Алина и спросила:

— И как Вам нравится Набоков? Современному вашему поколению?

— Про всё поколение я, конечно, не знаю, но мне… не всё понятно, — честно ответил я. — Почему повесть называется «Машенька», а её тут как бы и нет. Пока что нет, во всяком случае.

— Понимаете, Машенька — это образ, воспоминание об утраченном, она олицетворяет что-то прекрасное, ускользающее…

Насчет ускользающего она попала в точку.

— Вы так много знаете… — сказал я, надеясь, что Алина что-нибудь такое мне скажет, что объяснит всю историю с Машенькой.

— Да. Вот, кстати, немногие знают, что Набокову было свойственно особенное восприятие мира, он был синестетиком. У таких людей ощущения, полученные разными органами чувств, смешиваются, мир они видят не так, как мы. Например, дотрагивается синестетик до какого-то предмета, осязает его и вместе с этим чувствует его вкус. Набоков, например, воспринимал буквы как нечто обладающее цветом. Может, поэтому в его произведениях столько цвета, запахов… Синестетики, кстати, часто становились талантливыми писателями. Французский поэт Рембо, тоже связывал гласные звуки с определенными цветами…

— А Машенька? — перебил я, потому что мне совсем не улыбалось слушать сейчас о других каких-то писателях.

— А что «Машенька»? Это классика. Читайте, молодой человек. И не забудьте потом книгу сдать, вы её уже и так два месяца держите вместо положенных двух недель.