Питер Уэйр - Безумие Дэниела ОХолигена

— Это формула круга в декартовых координатах, с коэффициентом a в качестве радиуса.

— Да?

— Да-да.

— Круга?

— Конечно. Радиус этого круга — коэффициент a . Вам известна его величина?

— Да, — Дэниел проверил под рисунком, — 1320.

— Чего?

— 1320? Ну, скорее всего лиг.

— Лиг! Какая ужасная древность, простите, — он сделал оправдательный жест, от которого Дэниел отмахнулся.

— Продолжайте, Сеймур. Это очень важно для… меня.

— Лига — это примерно что… три мили? Так что радиус этого круга — три умножить на тысячу…

— …триста двадцать.

— Это около четырех тысяч миль, примерно шесть тысяч, м-м… 6400 километров.

— Это что-нибудь значит?

— Очень близко к радиусу Земли. Диаметр круга почти совпадает с диаметром нашей планеты.

Дэниел выпучил глаза, и рыжая щетина его бровей взметнулась на лоб. Сеймур счел эту реакцию не соответствующей той информации, которую он только что сообщил.

Итак, Креспен наткнулся на истинный размер сферы и был убежден, что траектория зрения в точности совпадает с этой кривой. Он пришел к такому выводу, изучая монокль, оставленный дочерью Христа, когда она была запущена… нет. Нет необходимости заниматься этим среди бела дня. Любое упоминание — и от Сеймура не отделаться. В тот момент, когда Дэниел принял это решение, его поток мыслей был прерван внезапным появлением К. К. Сука.

— Ей, Дан! Мона вайду? Ей, мистер Рилке! Хрис! Только кончил «Мельниха». Фью! — Миниатюрный кореец был заворожен персонажами Джефри Чосера и их россказнями по дороге в Кентербери. Он скрупулезно проработал «Рассказ мельника» и был сладко вознагражден за это его непристойностью и простотой. Теперь он стоял совершенно бездыханный перед столом Дэниела. — Мона покурю, Симур? Мона, Дан?

— Можно. Захотелось, наверное, после «Рассказа мельника»? Забавная история, правда?

— Забавна? Фью! Может, очень даже хуже! — Возникла пачка сигарет, вспыхнула зажигалка. — Стал читат, да? Дожен когда мотреть словарь, что там за слово, — К. К. Сук отмахнулся от этого ограничения беззаботной струей дыма — мастер-переводчик в расцвете сил.

— Все о'кей, до этого куска, — К. К. вынул из кармана рубашки листок, — это само хуже кусок попался, Дан! — Он скрючился в двусмысленном хихиканье. — Я тут писал. Хотишь слушать, Дан? И ты, Симур.

— Ты знашь этот «хохл», Дан? Знашь, Симур? Гадай, что там казано про «хохл»? — Глаза К. К. умоляли обеспечить кульминацию, но Дэниел понял, что куда забавнее этого не делать.

— Он взял ее за… Волосы? Руку?

Мистер Рильке высказал свою догадку.

— Запястье? Хохл… хохл… нет, извини, К. К., ты должен нам сказать.

К. К. был в ужасе.

— Ей, Дан, ты — писыалис. Я не магу так казать! Очен плохой слово. Бальшой сестра Триматур схочет, чтоб я летел в Япон, если слушит, что я кажу этот слово. Хрис! Буду на ероплан за пять минут!

— Сестры тут нет, К. К., — заметил мистер Рильке, — так что можешь нам сказать. Ну, что этот «хохл» значит?

К. К. сглотнул и утратил всю свою храбрость.

— Этот «хохл» означит для… — К. К. принялся издавать очень странный звук, словно яростный зимородок с автоматом, — хе-хе-хе-хе, ак-ак-ак-ак, хе-хе-хе-хе, ак-ак-ак-ак…

Звук продолжался довольно долго. Слезы выступили из щелок, в которых исчезли глаза К. К. Сука, он сотрясался в мелких конвульсиях, как будто его привязали к отбойному молотку.

Наконец буря миновала, и К. К. обрел самообладание.

— Я не могу казать, Дан. Токо кажу — это женски част! А тепер, после, слушай это, правда поразитно:

Как только закончилось чтение, у К. К. начался новый приступ радостных судорог, и он, перегнувшись от смеха пополам, поднялся со стула.

— Ты помаешь, куда он целовал, Дан! Хе-хе-хе-хе, ак-ак-ак-ак, хе-хе-хе-хе, ак-ак-ак-ак… Не могу уже казать! Я пошел, пока Симур не просит, что то «волосами помывало»!

К. К. выпал из Дэниелова кабинета и поковылял по коридору, по-прежнему безумно хихикая. Дэниел поднялся закрыть дверь и выглянул в коридор, где сотрудники неодобрительными взглядами провожали удаляющегося К. К. Сука, который в конвульсиях отскакивал от стен.